Каэтана удивилась простодушию и страстности собеседника. Его упрямство и попытка подыграть ей вызвали у нее смех.
– Что вы смеетесь? – недоверчиво спросил он, боясь, как бы смех не развеял зарождающееся чувство.
– Я пошла на сцену только для того, чтобы играть сильных женщин, одно слово которых может поработить или убить мужчину. Когда-нибудь сыграю Клеопатру и в минуту самоубийства умру как царица наперекор жестокости римлян и безразличию Антония.
Полидоро насторожился. Актриса обещала уступить ему, видя в его лице этого самого Антония, а сама, как видно, хотела отомстить политиканам. Полковникам[22] Триндаде вроде него и его отца. Упомянув о царице, предупреждала его о губительном характере страсти, способной отделить их от мира, заставив пренебречь опасностями эгоистического путешествия вдвоем без компаса.
Полидоро посмотрел на ее отражение в зеркале: Каэтана нацепляла фальшивые драгоценности так осторожно, словно они были настоящие. Над наспех сколоченными рядами скамеек витали воспоминания о путешествиях, переездах по необъятным просторам Бразилии, которые наложили на нее и ее дядю неизгладимое клеймо.
– Как я вижу, вы, Каэтана Толедо, женщина непростая. Вы похожи на тех португалок далекого прошлого, которые провожали мужей до трапа корабля, дабы удостовериться, что они действительно отплывают в Америку. И не подавали виду, что страдают, хотя их мужья покидали дом на десять, а то и больше лет, а некоторые вовсе не вернулись. Эти одетые в черное женщины не плакали.
Полидоро остался доволен тем, что показал свои познания в истории Португалии. А еще он хотел поразить ее сюжетами, почерпнутыми из книг, – не унижаться же ему перед артисткой цирка, которой пока что не заинтересовался ни один столичный антрепренер.
Каэтана готовилась ко второму воскресному представлению. Через несколько минут ей предстояло снова выйти на арену. Особенно тщательно подводила глаза, сверкавшие необыкновенным блеском. Она не казалась девочкой, в определенном смысле она уже вышла из детского возраста.
Появился Веспасиано, позвал племянницу, но та не откликнулась. Тогда он с удивлением оглядел Полидоро. Полидоро не отступился от своего.
– Могу я встретиться с вами после представления?
Видя сосредоточенное выражение лица Каэтаны, которая прогоняла его, чтобы заменить какими-то воображаемыми химерами, Полидоро обратился к Веспасиано, терпеливо наблюдавшему за племянницей:
– Почему она мне не отвечает?
– Она всегда такая перед выходом на сцену. А вы представляете себе, что будет в тот день, когда она выйдет на сцену Муниципального театра Рио-де-Жанейро? Это наша заветная мечта. Уверен, что Каэтана этого добьется. Мне бы только дожить до часа ее торжества.
Веспасиано пошел к выходу на арену, знаком пригласив Полидоро следовать за ним. Возле занавеса он схватил его за руку.
– Если хотите, чтобы племянница стала вашей, вам придется уехать с нами. Место Каэтаны – на сцене, она никогда не покинет этот мир. – Он повернулся спиной к Полидоро и пошел к выходу. Оглянувшись, остался доволен тем, что увидел. – Не делайте такое лицо! Вы не первый откажетесь от семьи, денег, доброго имени, чтобы следовать за актрисой, – мягко добавил он.
Хотя Веспасиано ничего не сказал напрямик, он, как показалось Полидоро, рекомендовал ему соблюдать осторожность и давал ценные сведения. Его племянница под сенью искусства привлекала на сцену влюбленных в нее мужчин, лишая их родного крова для того лишь, чтобы вскоре ненасытно пожрать их. В сердце актрисы они долго не задерживались, их всех ждало изгнание. Представив себе такую картину, Полидоро обиделся.
– Вы меня за клоуна, что ли, принимаете? – сказал он, не подумав о том, какой эффект эти слова произведут в цирке.
– Зачем вы обижаете клоунов? Эти артисты в каждое представление вкладывают всю свою нежную страдающую душу, я тоже иногда выступаю клоуном. Клоуну не нужны выспренние фразы, чтобы тронуть сердца зрителей. В стране неразумных и сумасшедших смех – единственная достойная уважения стихия. Вы согласны со мной?
От волнения у Веспасиано дрожал живот под свободной туникой, на груди сверкало желтое созвездие усыпанное белым бисером. Когда он хохотал, фальшивая борода лезла вверх. Создавалось впечатление, что у него два лица.
Хотя сценические приготовления раздражали Полидоро, в обращении с Веспасиано он старался соблюсти хорошие манеры, как бы пропуская свои чувства через особый фильтр: не хотел, чтобы Веспасиано счел его невоздержанным.
22
В Бразилии многим крупным землевладельцам присваивается звание полковника Гражданской гвардии.