У дверей «Паласа» стоял Мажико, наблюдая за прохожими. Женщины ускорили шаг, каждой хотелось подойти первой.
Мажико их не узнал: он был слаб памятью на лица и имена. Однако, не желая показать, что стареет, открыл для них дверь и тем самым невольно создал у них иллюзию, будто им принадлежат и «Палас», и весь мир.
– Разрешите проводить вас, сеньоры, – торжественно возгласил он.
И они пошли за ним по холлу, который был ярко освещен, хотя на улице еще не стемнело. Люстра поразила Себастьяну; сверканье подвесок заставило ее зажмуриться.
– Кто придумал такое чудо? – спросила она, не зная, как назвать эту вещь.
Три Грации особенно заботились о том, чтобы выглядеть понарядней, поэтому их атласные платья изобиловали розовыми и зелеными тонами. Такая пестрота привлекала внимание постояльцев. Мажико с рассеянным видом провел их в бар. Завидев их в дверях, Франсиско тотчас вышел из-за стойки и направился им навстречу.
– Столик на четверых, – поспешила потребовать Джоконда, доказав тем самым, что мечты занесли ее на вершину Эйфелевой башни. Как она и предполагала, Франсиско заглянул в список заказов, дабы предложить таким особам достойный столик.
Пока Джоконда отрабатывала новые манеры, Три Грации, желая быть замеченными, закружились в озорном танце. В конце-то концов, некоторые постояльцы всю жизнь мечтали об их визите.
Особенно старалась Диана, которой во что бы то ни стало хотелось показать, будто она родилась счастливой. В доказательство этого она, вместо того чтобы смеяться, пускала трели, улыбалась Джоконде, но та была занята Франсиско и не обращала на нее внимания. Диана примирилась с положением, догадываясь о прогрессивности замысла Джоконды, благодаря которому они все оказались в баре «Паласа».
Им давно уже надоел сераль, где они с утра до вечера, точно старушки, обменивались вздохами и грустными словами, то печалились, то ссорились. Им не хватало способности приукрашивать действительность, поэтому их вулканические натуры время от времени извергали раскаленную лаву по совершенно непонятным для них причинам.
Теперь они наконец-то воочию увидели бар, который знали лишь по рассказам в постели. Каждый клиент углублялся в малопонятные подробности, из-за чего бар при каждом новом описании выглядел по-иному. Воображение проституток, определяемое их ремеслом, не позволяло им представить себе обстановку заведения, куда ни разу не ступала их нога.
Франсиско выпрямил стан и приготовился пресечь дерзкое вторжение женщин, однако не спешил заговорить с ними. Без конца передвигал зубочистку из одного уголка рта в другой, в смущении заложив пальцы рук в карманы жилета. Блеклые тона его костюма вполне гармонировали с бледным лицом.
– Как долго вы намерены заставлять ждать четырех дам, гражданок города Триндаде? – Джоконда считала себя представительницей определенного класса и, едва заняв место на социальной лестнице, требовала соблюдения своих прав.
Франсиско сглотнул слюну: он сознавал сложность своего положения.
– Почему бы вам не поговорить с ними? – обратился он к Мажико.
Только теперь Мажико узнал посетительниц. Но, вопреки тому что от него ожидалось, лишь пожал плечами. Какое ему дело до устаревших предрассудков в заведении, идущем не в ногу с прогрессом.
– Укажите нам столик, не то мы сами его выберем, – пригрозила Джоконда, делая шаг вперед.
Диана, возмущенная оказанным им приемом, носком ботинка переступила невидимую черту, у которой удерживал их Франсиско.
– На что нам этот скелет, обойдемся без него. Пытаясь удержать Диану, Джоконда не видела, что Пальмира и Себастьяна подталкивают Франсиско.
– А ну, шагай впереди нас, красавчик!
И проститутки решительно вошли в зал. Джоконда, лишенная полномочий вести дальнейшие переговоры, с этой минуты решила, что Франсиско представления не имеет о происшедших в Триндаде социальных сдвигах.
Три Грации царапали паркет тонкими каблуками с железными подковками, Джоконда и Франсиско замыкали шествие.
– Постойте, куда вы? – От огорчения Франсиско говорил высоким, чуть ли не женским голосом, точно кастрат.
Шедшая впереди всех Диана огибала столики, ни один из которых не пришелся ей по душе.
– Нет, не этот, слишком близко к окну. Себастьяна уступила подруге верховодство, которое Диана приняла как нечто само собой разумеющееся.
– Может, этот? – спросила у нее Пальмира. Диана причмокнула толстыми губами. Как женщина осторожная, она понимала всю ответственность за принимаемое решение, которое бросало вызов дурацким порядкам в Триндаде.