Сёстры Ветлицкие, все как одна, были некрасивы и свою грубую, топорную внешность передали детям. Глядя на портрет графа Аракчеева, Сикорская с сожалением убедилась в своём с ним семейном сходстве. Она-то прекрасно понимала, что пережил почти уродливый, по светским меркам, братец, когда красавица Настасья стала перед ним преклоняться. Хитрая крестьянка задела самое глубинное – оскорблённое самолюбие бедного некрасивого человека, пробивавшегося в жизни через такую грязь, что богатеньким красавцам и не снилась.
Тётка рассказывала, как по ночам Минкина ложилась спать на подстилке под дверью, охраняя покой и сон Аракчеева. Хитрая наложница ловила каждый его взгляд и, если видела хоть малейшее недовольство, заливалась слезами, а потом часами, стоя на коленях, вымаливала прощение. Но самым главным оказалось то, как она относилась к своему любовнику: с рабским почитанием. Она стелилась перед Аракчеевым так же, как тот перед своим венценосным хозяином.
«Бедный братец! Ползать на брюхе – занятие не слишком приятное, – часто думала Наталья, – а если перед тобой самим никто не ползает, то и совсем невыносимое. Этак затоскуешь, да и вообще с ума сойдёшь. Но когда такая вот Минкина трепещет перед властелином, присесть не смеет в его присутствии, спит под дверью – тут уж совсем другое дело. При таком раскладе уязвлённая душа поправится, вздохнет с облегчением: не только её сапогом в морду тычут, но и она в своём праве изгаляться».
Наталья велела кучеру ехать к дому метрессы. Кибитка остановилась у крыльца. Неизвестно откуда выбежали молчаливые дворовые, открыли дверцу, помогли гостье спуститься, а мажордом в расшитой золотом ливрее осведомился, что доложить барыне.
– Хозяйская кузина Сикорская прибыла с письмом от матушки Алексея Андреевича, – сообщила Наталья.
Её проводили в дом и попросили подождать в большой гостиной. Такой роскоши Наталья прежде не видела. Мебель блестела позолотой и переливалась алым шёлком, на мраморном столе красовалась неподъёмная – размером с овцу – оправленная в серебро богемская ваза, а на противоположных стенах комнаты в одинаковых пышных рамах висели два портрета. Графа Аракчеева, изображённого в чёрном мундире, Сикорская узнала сразу, а со второго полотна зазывно улыбалась знойная брюнетка. Крупные, как сливы, влажные глаза под дугами чёрных бровей, прямой нос и маленький рот с пухлой нижней губой скорее подошли бы древней римлянке. Это, как видно, понимала и сама женщина, поскольку (судя по причёске и костюму) изображала Венеру.
«Дал же Бог ведьме такую красоту, – подумала Наталья. – Одним – всё, а другим – ничего».
Привычная волна чёрной зависти зародилась в душе, начала закипать, но этого нельзя было допустить. Вдруг Минкина почувствует неискренность гостьи и откажется помогать?
Но как расположить к себе эту всесильную крестьянку?.. Наталья глубоко вздохнула, собрала волю в кулак и, наклеив на лицо сладкую улыбку, остановилась у портрета черноглазой красотки. В коридоре послышалась тяжёлая поступь, дверь отворилась – и в комнату вплыла сильно располневшая невысокая женщина в белом шёлковом платье. Она просто утопала в алмазах: колье широким полумесяцем возлежало на пухлой груди, крупные серьги оттягивали мочки ушей, на каждой руке болталось по браслету, а все короткие пальцы покрывали перстни. Даже Сикорской, не знавшей толку в дамских нарядах, это показалось чересчур. Но, похоже, Минкина сама себе нравилась, раз лучезарно улыбнулась и сказала:
– Вы уж на портрет-то мой не глядите, восемь лет прошло, как его сделали. Я постарела и теперь не та, что раньше.
– Вы не изменились, даже, по-моему, стали ещё красивее, – беззастенчиво солгала Сикорская, вглядываясь в одутловатое лицо бывшей Венеры.
– Ах, да что вы! – отмахнулась Минкина, но Наталья догадалась, что комплимент оценен. Графская метресса перешла к делу: – Мне сказали, что вы с весточкой от матушки его сиятельства прибыли?
– Да, я привезла письмо тётушки графу Алексею Андреевичу, – мягко подчеркнув своё родство с Аракчеевым, сообщила Наталья. – Когда он сюда пожалует?
– Ждем-с его сиятельство дней через десять, – сообщила Настасья. – Не угодно ли вам будет погостить?
– Конечно! Премного благодарна…