Нет ничего лучше, чем лимон без косточек, такой сладкий и сочный, что его можно есть, как апельсин. Ничто не сравнится с тем, чтобы очистить его от кожуры и отправить под забрало своего огромного шлема, а затем пронзить зубами дольки, ощутив вкус белой мякоти. После такой процедуры, эфирные масла, в течение пяти минут или около того, обжигают ваши губы и слизистую рта.
Этот освежающий аромат покалывающего цитрусового жара, заставляет меня мысленно кричать: «ДА!». А бывает, что и во все горло.
Вот почему, когда я закончила свое обучение, я присвоила себе имя — Виктория Цитрус. Виктория. Вика. Капитан Цитрус.
Я приобрела Китовую Акулу на деньги, полученные за работу, по отлову частиц в радиационном поясе. Как результат — пара приступов лейкемии.
Джихад Диб со всем своим выдающимся двухсотлетним опытом может катиться к дьяволу, вместе со всем моим перерасходом азота. И никакая вонючая остеосаркома локтевого сустава, не помешает мне высадиться на Меркурии.
Меркурий, проход первый.
— Я проверила наличие у нас азота, — доложила Наамла, — показания датчика на баке в два раза меньше цифры на пульте управления. Вы что-то нахимичили, капитан?
Наамла — мой стажер, она воспитана Волками.
— Не так уж это и смешно, как вам кажется, — сообщает она, постукивая по прибору, осуществляющему мысленную связь с экипажем Китовой Акулы. Все команды, распоряжения, пояснения нет необходимости произносить — они моментально из моего мозга попадают по назначению, фиксируясь в памяти прибора, и кнопка «выкл.» у него лишь для чрезвычайных ситуаций. Этот же прибор служит для связи с администрацией «ЭлеАллок», а можно и с Джихад Дибом. — Достаточно ввести мысленно соответствующий код.
При устройстве в «ЭлеАллок», человека записывают под его фамилией. У Наамлы она была Волкова. Капитаны кораблей, под чьим началом трудятся новички, называют их по своему. После чего у человека в «ЭлеАллоке» появляется новое имя.
Мой стажер получила от меня новое имя после того, как она возмутилась тем, что я постоянно кричу ей: «ДА!» и «НЕТ!» — Мысленно конечно. Так как она арабского происхождения, то она и стала Наамла. «ДА» и «НЕТ» по-арабски — это «НААМ» и «ЛА».
Вечно забываю, что у меня есть стажер. Прошло немало времени с тех пор, как мне приходилось скрывать от кого-нибудь свои мысли, но похоже наступила ситуация, когда абсолютно незачем чтобы все их записывал этот корабельный «журнал мыслей», и Наамла знала всё, что я думаю. Ну, конечно, не всё — мысли передаются и фиксируются только определенной категории, но отключить мысленно её при разговоре просто забываешь.
Выключить «журнал»? Запрещено — грозит увольнением. Так что я просто беру рулон клейкой черной ленты из ПВХ, и обматываю в несколько слоев «журнал». Трудно сказать, что при этом думает Наамла, потому что она вежливо опускает темное забрало шлема, пряча глаза, стараясь пропустить мимо ушей брань (а вы попробуйте проделать такое одной рукой — оторвать, обмотать) и помогая.
— Ничего я не химичила, — невозмутимо соврала я, после того как «журнал» был надежно экранирован. — Датчик показывает массу азота только половины бака. На второй половине, подсоединенной к принтеру, датчика нет. То есть азота у нас, фактически вдвое больше, чем показывает датчик. Давление правильное, но масса показывается неправильно. У нас пятьсот кубометров, а не двести пятьдесят.
С эти азотом у меня была еще одна накладка. Во время нахождения в атмосфере планеты можно было бы производить захват азота и повторно его замораживать, но для этого необходим специальный модуль, который я продала еще на Луне, чтобы купить на вырученные деньги новый Принтер 2.
Пятьсот кубов. В пекле Бринстонских Равнин мы с этим количеством азота могли бы находиться целый час и даже того больше. А сейчас ревизию системы добычи — длиной в двенадцать километров мы должны закончить не более чем за тридцать минут. Остается надеяться, что причина сбоя найдется в кратере где установлены электромагнитные катапульты. Там вечная темнота, холод — расход азота будет практически нулевой, и там можно не спешить.
— Ну… если вы утверждаете, — с сомнением в голосе произнесла Наамла, — то будем считать что у нас пятьсот кубометров.
Я полна жизни, решения принимаю быстро. Могу отправиться на опасное задание, даже не имея для этого соответствующего снаряжения. Ну конечно за приличное, очень приличное вознаграждение. А она похожа на марсианский кактус, ожидающий дождя. Не очень похоже, что она из клана Волков. Всего-то девятнадцать земных лет, а терпения как у старухи.
Я не обращаю внимания на странное ощущение внутри моего умного костюма, когда жидкий азот закипает на стыке моей онемевшей конечности и чувствительного плеча, где нагревательный элемент поддерживает температуру тела на границе. К скафандру приделана небольшая емкость с жидким азотом. Система охлаждения аналогична обычному бытовому холодильнику. Практически его количество не убывает, а полбака я потеряла случайно, когда сооружала всю эту систему.
— Как дела у Волка на Марсе? — поинтересовалась я. Волк — по-арабски означает Диб. Ах, да! Наамла воспитана моим худшим врагом. Её отцом.
Я ненавижу отца Наамлы, потому что его девиз гласит: «Молодой мозг — это тупой мозг». Ему двести лет и его части тела, заменялись чаще, чем алмазы на сверле системы добычи «MINE-Z». И похоже то, что именно Наамла со мной, не является случайностью. Ведь я с — «Северного Марса». А вдруг я участвую в заговоре против «Южного»? Так что, на всякий случай, за мной нужен глаз да глаз. Если это действительно так, то Джихаду Дибу, лучше не тратить время попусту, отвлекаясь но подобные глупости, а тщательней просматривать видеозаписи и опрашивать поисковые команды.
— Они пока еще ничего не нашли, — ответила Наамла.
— Ну, конечно, информация от источника заслуживающего доверия, — ухмыльнулась я. Они с Джихад Дибом при помощи мобильников обмениваются мыслями непосредственно из головы в голову. Так что здесь практически невозможно уединиться, хоть тонну ленты ПВХ намотай.
— Но, ведь и мы пока не можем ничем похвастаться, — подмечает Наамла, её голова повернута в сторону Меркурия, яркой и далекой точки за окном.
— Бьюсь об заклад, что неисправен один из датчиков давления электромагнитной катапульты, — предполагаю я. — А я эксперт по их починке.
Меркурий.
В конце концов мы добираемся. Ну здравствуй, Меркурий!
Корабль фиксирует несколько электронных всплесков. На сей факт, я почти не обращаю внимания. Отсутствие атмосферы и беспрецедентное давление солнечной радиации, нагревающее корабль, вынуждает мою посудину маневрировать, крутиться, добиваясь минимального расхода азота. Я внимательно слежу за нашим выходом на стабильную орбиту, когда меня прерывает стажер: