Тома ушла на процедуры под ручку с мужем. Витка тихонько стонет, закатывая глаза. Можно не притворяться.
– Что-то хочешь? – девочка Маша первая откликается на Витин стон, собирая сумку
– Как мне всё надоело – из-за капельницы Вита не может уткнуться в подушку или отвернуться к стене. – Всё равно рожу, всё равно, – как клятву твердит.
Девочка Маша мнётся у двери с сумкой:
– Ну, я пошла…
Маша приняла решение. Мне хочется подойти, как-то поддержать, похвалить, что ли? Или это глупо – кто я, чтобы одобрять или ругать чужого человека.
– Сходи, почистись, – Витка не знает о решении, ей не до «политесов».
– Нет, я… совсем пошла – Маша не успевает договорить, как на пороге вырастает огромная тётка:
– В чём дело? Что ты придумала? Я уже обо всём договорилась! – кричит, увеличивая громкость.
– Кто это? Новая врачиха? – Вита с трудом приоткрывает глаз.
– Это моя мама, – шепчет Маша, кивает нам и закрывает дверь. На весь коридор грозная мама отчитывает дочь, а Маша что-то отвечает тихим голосом, упорно продвигаясь к раздевалке. Не менее грозная баба Лена вклинивается в разговор. И мы слышим, как отчитывают уже маму. За шум во время операций.
Эх, жалко, смена не бабы Наты, маме бы досталось не только за проникновение на стерильную территорию, но и за неправильное воспитание молодёжи, за истребление генофонда и другие преступления против человечества.
– Ты знаешь, ребёнка надо обязательно кормить йодом, чтобы развивались память и внимание. Чтобы он был умным, прикинь! – Вита ожила, перелистывает Олину книжку, вслушиваясь в перебранку, – Тебе, наверное, йода хватало, а Томку вообще перекормили, – она усмехается. – Вот если бы меня кормили йодом, я бы пошла учиться дальше. – И добавляет, как будто снова клянётся, – я своего буду кормить, обязательно.
– Так иди, учись, можно ведь заочно, – я приношу Вите чай и неуклюже пытаюсь поддержать беседу.
– Не, я глупая, как мне учиться, буду работать. Ничё, выращу. Если не бухать, – её голос дрогнул, она делает вид, что прихлёбывает чай, – то можно прожить. Я на нормальном заводе устроилась. Мне, вон, и декретные заплатят, и ещё, когда рожу, денег дадут, хватит коляску купить. С рук. И кровать. И вообще всё куплю!
Вернулась Тамара, машинально разглаживает складки на идеально заправленной кровати: – А где все? – У Томочки во всём должен быть порядок и контроль.
– Машка ушла, Олька со своим дембелем на улице ревут, у неё ребёнок замер. – Вита знает всё, хотя не выходила из палаты. Тома, пытаясь осознать неправильно поданную информацию, только качает головой, не успев обрадоваться за Машиного спасённого малыша.
– Как так? – спрашивает она почему-то меня. Как так? Одна душа спасена, а другая – добровольно отказалась от жизни?
Ну и вечер, в палате тихо, не до песен. Оля размазывает бесконечные слёзы:
– Как так? Тётя Катя? Почему?
На смену заступила тётя Катя, у неё яркие волосы, ногти и губы, она всегда улыбается добрыми глазами, а карман на халате застёгнут на пуговицу. Какая-то современная модель халата. Тётя Катя подсаживается к Оле на кровать:
– Вот так бывает, девочки, никто не знает почему. Ещё говорят, что детишки в первый триместр себе родителей подбирают. Присматриваются.
– А я – что, не подошла? – с обидой всхлипывает Оля.
– Не знаю, никто не знает. Только как есть, значит, так и нужно. Может, что-то у ребёночка не так пошло, природа…– тётя Катя осторожно гладит Олю по голове.
Я молчу, не могу выдавить из себя утешений. Страшно подумать, что такое бывает. Мало забеременеть, оказывается. Ждать, рассматривать книжку, представлять, как он подрастает. И вдруг – всё? Он – раз, и не выбрал тебя. Как так?
Одна Витка активно причёсывается и прихорашивается. А Тамара всё не хочет соглашаться:
– Катерина Ивановна, может, вы в чём-то и правы, но ведь у нас есть медицина, технологии. Надо же выяснить, в чём дело! – Томе тоже страшно от такого природного произвола.
– Есть и медицина, и технологии есть, – тётя Катя понимающе смотрит на Тамару, – Только все женские болезни от нелюбви. Как были, так и остаются. – Певучий голос никак не вяжется с рыжими волосами и умелым макияжем. Тамара нервно протирает салфеткой кружку:
– Так что теперь, и лечиться не обязательно, полюбил – и всё?
Тётя Катя пожимает плечами, извиняя Тамаре резкий тон.