– Довольно уже, довольно! – просит девушка, изнемогая.
– Ну, нет! – отвечает парень. – Ты меня не забудешь! Ты без меня – жить не сможешь! Так и запомни, Эжжи! Ты – моя! Навсегда!
Сентябрьский ветерок прохладен, но он не в силах охладить пылающие тела...
Нагой Торс обертывает Эжжи ее плащом. Плюхается на свой плащ, разложенный на сухих кочках. И, держа полулежащую деву на коленях, нашептывает ей слова любви.
Дробная пульсация внутри висков мешает Эжжи слышать.
Парень сует левую руку под плащ и находит правую грудку-персик. Ритмично зажимая жаркий комочек плоти, Торс зацеловывает глаза любимой. Она блаженно щурится. И тихонько стонет.
– Я устала... – выдыхает Эжжи.
– Ты привыкнешь! – улыбается парень. – Я сейчас еще кое-что сделаю...
Вывернув Эжжи из ее плаща, Торс ставит девушку на колени – на свой плащ.
Прижав свой упругий живот с пока еще дремлющим под ним змеем к горячим выпуклостям девичьих ягодиц, Торс склоняется над спиной Эжжи и захватывает по нежному персику в каждую мозолистую руку.
Любовник лижет гладкую спинку и тискает грудки Эжжи до тех пор, пока змей не начинает торкаться в плоть – ластиться к попке красотки.
Надавив тяжелой рукой на поясницу Эжжи, парень заставляет девушку прогнуться, открыв колечко, не предназначенное природой для случки.
Подхватив ладонью другой руки ошметок слизи, скользнувший из лона Эжжи при нажиме на тайный цветок, парень смазывает колечко. Расслабленная девушка не сразу понимает хитрость Торса.
Когда парень вталкивает сквозь запретное колечко ликующего змея, Эжжи дергается от внезапной жгучей боли.
– Пусти! – кричит жертва похоти, трезвея от едкого жжения и рези от разрывов внутри тела. – Мне больно! Пусти, Торс! Прошу!
Девушка рвется из-под любовника, загребая руками плащ и опавшие листья.
– Ненавижу! – стонет она злобно. – Ненавижу!
Но Торс слишком увлечен забавой, чтобы понять, что любовница не шутит.
Эжжи бьется под парнем, слезы заливают ее личико.
– Не так уж и больно! – говорит Торс, вытягивая из Эжжи наигравшегося и сдувшегося змея. – Меня, кстати, тоже немного зажало. И даже помяло. Потом вход станет шире! И тебе будет еще интереснее, Эжжи!
Девушка быстро одевается. Свистит Анту. Тот оказывается неподалеку. И шустро прибегает на зов. За ним скачет игривая лошадка парня.
Ант тычет морду в пустые руки хозяйки. Понимает: хлеб будет дома!
Эжжи прыгает в седло.
– Прощай, Торс! – звонко выкрикивает она.
И Ант, даже не оглянувшись на красавицу Сторри, уносит на себе хозяйку, для которой нынешний кошмар стал последней каплей, дополнившей темный кувшин ярости Эжжи Тари.
Главы XVI – XVIII. – Сладкая воля – Е. А. Цибер
XVI.
Мы не знаем будущего, а будущее не знает нас.
Невозможно подчинить себе время, но пространство способно пойти на уступку.
Если тебе нужны крылья – лети! Сердцем – сквозь время, телом – сквозь пространство!
Лети, оседлав коня! Пусть Ант верит, что ты – хозяйка жизни!
Ты-то ведь знаешь, что истинный господин жизни – Вольный Вечный Полет!
И потому твой конь, подобный в полете самому Офэйрусу – бессмертному сыну ветра, для тебя – священен!..
Под копытами Анта мелькают поля старины Сэса. Ночь течет на Но-Тау – тонкоструйным тихим дождем и кофейной тьмою.
Эжжи снова вымокла. Впрочем, ее это не волнует. Девушка – молода и крепка, ей нипочем холодный дождь, так же, как и веселому Анту...
Позаботившись об удобствах коня, Эжжи отправилась спать. И, вопреки всему, уплыла в сон, мерцающий красочным ливнем, под шумок реального дождика...
Но позже, в тиши ночной, когда затихли последние капли дождя, Эжжи внезапно проснулась. Села в постели. Прислушалась к ощущениям.
Тело ныло от боли. Сердце учащенно билось. Но голова была ясной, как никогда.
Казалось, сейчас можно охватить разумом все тайны мира – все тайны земли и неба!
Чистые прозрачные мысли можно было как бы поворачивать пред собою. Вглядываться в новые для ума фразы. Рассматривать элегантные прописи, которые прежде Эжжи умела, но не слишком любила выводить на драгоценной бумаге...
Эжжи не стала звать служанку, чтобы зажечь светильник.
Девушка распахнула окна – влажный ветерок обдал ее с головы до ног.
Простоволосая, босая, в тонкой ночной рубахе до пят Эжжи закружилась по деревянным половицам, воображая себя птицей.