Но в эти минуты путешественница Эжжи слышит внутри себя трогательные звуки скрипки – тему «Желание свободы».
Мягкие дрожащие звуки медленно текут сквозь сердце – и внезапно взлетают ввысь, вызывая ощущение, что Эжжи вновь попала в дахский Храм Пяти Святых.
Беломраморный и просторный, пятистенный храм-звезда почти пуст. На каждой стене – мозаичная картина с одним из святых.
Златокудрые святые в пестрых одеждах блестят алмазными глазами. У каждого из благих в руках – инструмент.
Пять стен – пять святых. И пять инструментов: арфа, флейта, скрипка, барабан и труба.
А в центре храма – только розовые мраморные плиты. А над ними – купол, внутри которого как бы парят подобия дахских роз, чей аромат – незабываем.
Когда, запрокинув голову, смотришь вверх, мнится: белые розы оживают! Из них как будто бы выглядывают шаловливые ангелочки рассвета. И ты словно слышишь их мысли о безбрежном просторе Вселенной. А еще – мысли бесстрашия: ничто не прервет полет, ничто не заставит ангелов сложить белоснежные крылья!
Эжжи любит бывать в Храме Пяти Святых. Она собиралась в Дах в ближайшее воскресенье. А теперь девушке придется посещать милый сердцу храм, восстанавливая его внутри самой себя...
Среди грозных туч появляется вдруг любопытное солнце.
Сейчас из окна кареты можно увидеть вдали серебристо-голубую ленту Тарки, в которой дремлет Орц – темный сом бессмертия. По традиции, отъезжая в сторону от реки, надо прочитать короткое заклинание, усыпляющее гнев Орца, не любящего тех, кто надолго отдаляется от его речки.
Кучер и охрана бормочут заклинание. А Эжжи – нет.
Потому что душа ее – не здесь, не в карете, заворачивающей на Лейскую дорогу, ведущую в сторону графства Тинж. Надо проехать его просторы, дыбы достичь границы – и затем попасть во владения Мадли Хаш...
Эжжи не вспоминает об Орце. И не прощается с родными краями ни взором, ни вздохом...
Девушка замерла посреди храма, внимая «Желанию свободы», сочиненному неизвестным музыкантом не менее двух столетий назад.
А белые розы роняют вниз лепестки, которые не перестанут благоухать, даже когда увянут...
XX.
Эжжи очнулась, когда ее карету столкнула с пути встречная повозка.
Толстый господин, обтянутый черным сукном, выскочил из виновницы столкновения наружу. Неприлично выругал своего кучера-растяпу. Побранился с охраной и кучером Эжжи, доказывая, что и те – должны бы иметь глаза! А, коли имеют, так еще издали орали бы, раз уж видели, что повозка управляется спящим дурнем! А раз не орали – их и вина!
Девушка приоткрыла зеленые шторки, выглянула – и фиолетовый взор Эжжи залил всецело душу толстого логика. Залил блаженством!
Несмотря на басовитый солидный голос, незнакомец оказался лет тридцати – не более.
Выпучив серые глаза, розовощекий делец отвесил барышне глубочайший поклон. И, совершенно сменив интонации, почтительно залепетал извинения и предложения возместить ущерб – любой суммой!
Эжжи фыркнула.
– Благодарю Вас, сударь! – отвечала она гордо. – Я достаточно состоятельна, чтобы уплатить за... Эй, Боббер! Что там у нас сломалось?..
– Колесо малость надтреснуло... – пробурчал старик-кучер.
– Смогу заплатить сама за колесо, – договорила Эжжи в сторону дельца.
Но тот благородно уперся, как вдохновленный бык.
Раз уж милая девица не берет наличными, то он, Сарк Мэлт, будет следовать за нею, пока карету не починят. И он сам, разумеется, оплатит ремонт...
Впрочем, далеко следовать не пришлось.
Карета и повозка, повернутая обратно, доползли до ближайшей Мастерской-Пролётки – места, где умельцы моментально приводили путников в опьянение, а их кареты – в идеальное состояние.
Пока оба кучера и охрана напивались хмельного войлика – пойла из перебродивших диких ягод, Сарк Мэлт любезно угощал Эжжи горячими вафлями, политыми медом, и свежим вишневым соком.
К удивлению девушки, делец не пил спиртного. Как оказалось, из принципиального протеста: негоже серьезному человеку впадать в отупление!
И, хотя сама Эжжи изредка позволяла себе – лишь внутри родного дома – немного опьянеть, но молодой мужчина, способный отказаться от войлика, вызвал в ней глубокое уважение.
Оплатив все счета – и за выпивку для слуг, и за угощения для господ, и за починку кареты, – толстяк хлопнул черную шляпу обратно на свои каштановые волосы, подстриженные полукругом и скрывающие массивную шею сзади.