Мэржи – умница-парень! – рванулся в нужный момент. Лягнул в бок одну серую дуру. Взвился, гарцуя. Опрокинулся на голову второй серой дуры – ударил ее передними ногами.
Рыцарь сам обучал любимца приемам, полезным для их общего боя. Мэржи – не подвел!
Замелькали лошади, люди, мечи. Зазвенела сталь о сталь. Заржали в испуге серые дуры.
Попадали поочередно под точными ударами меча Лайма все три подонка.
Что ж! Лайм горевать не станет, хотя и дал сам себе зарок нынче на рассвете, что в этот день не впутается ни в одно приключение.
Да что ж поделать, коли сражения сами напрашиваются в мирные будни господина Лайма?! Остается смириться – и никогда не расставаться с мечом и пистолетом!..
А какая она красавица, та девочка из трактира!
Не понять: из знати или из середняков?!
По виду – будто принцесса из старинной сказки. Белолица, черноволоса, глаза – как лесные фиалки, губы алы – как чистый зимний закат!..
Господин Лайм лежит в лачуге плотника, чьи добродушные сыновья подобрали на Центральной дороге израненного рыцаря.
Доктор уже явился. Какой-то молокосос!
– Залей раны Сортским Бальзамом, если он у тебя есть! Перевяжи покрепче! Бери деньги из кошеля! И вали прочь, мальчишка! – сердито шипит Лайм.
Пару лет назад такой же вот юноша-доктор едва не убил Лайма, неправильно леча его простреленное бедро. С тех пор Лайм ненавидит моменты, когда приходится отдавать свое тело в руки сельских врачишек. Тем более, молодых неумех.
Доктор мягко светит улыбкой. Он не так уж и молод. Ему двадцать пять лет. И он узнал господина Лайма.
– Я – Кельтос, личный целитель господина Ногара. Вы с ним знакомы, рыцарь Лайм. Я здесь проездом – можно сказать, случайно, – добродушно поясняет доктор, осматривая раны. – Ничего ужасного, добрый господин! Всего-то: три тычка – по мягкому, да один – малость чиркнул кость!
У Лайма задета верхняя часть правого бедра, чуток порезана левая икра, да есть еще две раны на левом боку – крови много, вреда мало.
Рыцарь довольно улыбается.
Малый прав! Сущие пустяки – не о чем волноваться!..
– Ну-ну! – Лайм растягивается на узкой кровати. – Лечи, парень! Рыцарь Ногар, я слыхал, тобою доволен! И уже понятно, почему!..
Пока доктор делает всё, чтобы рыцарю стало легче жить, тот расслабленно прикрывает глаза...
Какая же она красивая, та девочка! Жаль, я плохо разглядел ее фигурку! Какой-то балахон да плащ – ничего не понять!
Но какие же стройные ноги промелькнули, когда незнакомка, задрав зеленый подол, собиралась было спрыгнуть с серого в белых яблочках коня! А чулки девочки – белый шелк! Не из бедных, видно!
Головой поручусь – то был ее личный конь! Тут не ошибиться!
Славный парень! Только того и ждал, чтобы хозяйка разрешила сбежать от швали!..
О, Небеса Блаженных, что за дивное лицо!
Никогда таких не встречал!
Красота и стойкость!
Ее окружили, палили. А она смотрела спокойно, отстраненно. Безразлично.
А ведь как пронзительно кричала – за секунды до этого! – свое отчаянное: «Не стреляйте в коня!..»
Разумеется! Тот славный четырехногий парень – ее любимчик!
Сама сдалась бандитам – ради спасения коня! Уникальное существо!..
Зачем я уехал?! Зачем скрылся?!
Зачем упустил возможность познакомиться с девочкой, любящей своего коня даже больше, чем я – голубчика Мэржи?!..
Рыцарь Лайм мысленно стонет и ругает себя за тупость.
Главы XXXIV – XXXVI. – Сладкая воля – Е. А. Цибер
XXXIV.
Иногда внутри человека зарождается и растет Блаженная Тишина.
Она заполняет всю душу неопределимым словами звучанием Священного Молчания.
Блаженная Тишина ширится, мягко выталкивая из человека всё лишнее – всю его суетность и суетливость, все его праздные мечтания и деловые помыслы.
Священное Молчание, вобравшее в себя гармонию Музыки Сфер, исцеляет раны, очищает разум, дает новые силы для более полноценной жизни.
Такие минуты коротки. Такие минуты незаменимы. Такие минуты невозможно призвать желанием, усилием воли. Они являются сами – как высший дар Небес...
Сейчас Мадли Хаш погружена в минуты благостного покоя...
Церковный колокол уже гулко пробил полночь.
А графиня еще гуляет неподалеку от своего особняка. В одиночестве...
Девушка безмерно любила отца.
Она мало знала его достоинства. Хуже того, она знала тьму его недостатков.
Это ничего не меняло. Любовь доброй дочери к старому графу ничто не могло поколебать.