– Помчалась, ох-ох! Наплевав на то, кто тут – графиня! – проворчала Лейка. – Старый граф был наш – спорить трудно! – злодеем отпетым. Но ругал-то Мадли мою – за дело. «Никогда, – так душегубец наш дочку-то учил, – никогда не выйдет из доброго человека достойного правителя! Не будь дурой, Мадли!» Ну-у... Да уж... Как Бог поможет!.. Авось, хоть за доброту графине нашей судьба что-то доброе взамен даст! Однако, не верность слуг. Меня, понятно, не считая. Сама вскормила – жаль, поди! А другим-то – что?! Только урвать бы с той глупой доброты господской!.. Однако, Эжжи Тари, думаю я, верно – бескорыстная душа! А уж как славно мы договорились – аж сердце мое старое умилилось!..
Лейка – как правильно поняла Эжжи! – была из тех редких женщин, души которых, хотя и пропитались цинизмом жизни, но сумели сохранить ядро любви к себе и к ими избранным, а также и веру в чудесные исключения – в честных и чистых героев и героинь...
XLI.
Прошло три часа.
Эжжи уже навестила Анта в просторной конюшне. Пообещала ему вечернюю прогулку. И осталась весьма довольна должным уходом парнишек-конюхов за милым другом.
Сейчас подруги под ручку разгуливали по просторам особняка. Предполагалось, что Мадли показывает Эжжи красоты дома.
Временами девушки замедляли шаг перед вычурной лепниной арок. Или перед дахскими фарфоровыми танцовщицами, что на каминных полках. Или же перед дубовыми стойками с хрупкими сервизами, давным-давно привезенными с Востока дедом Мадли...
Эжжи притворно восторгалась. Оценить диковинки особняка по достоинству ей мешала неотступная мысль: «Была ли я раздета, когда меня нашли в лесу?»
Всё увиденное в особняке тотчас смешивалось в мозгу как бы в общую картину безумного художника. Если бы кто-то, чудом могущий повелевать нашей красоткой, остановил бы ее и принудил рассказать о том, что она помнит из прогулки по чужому дому, то воображение Эжжи, колеблясь и сомневаясь, нарисовало бы бело-голубой мир в завитках, напоминающих цветы и птиц, затем залило бы этот мир всеми красками радуги, а затем замазало бы его весь серым цветом безразличия...
Эжжи, так и не придумав способа выведать нужное обходным путем, решилась наконец спросить прямо.
Остановившись вдруг перед жемчужно-серой ширмой, красотка усилием воли выдавила из себя неудобный вопрос.
– Ваше сиятельство, извините меня за дерзость! Позвольте спросить, в каком виде вы меня обнаружили? Была ли я одета?
Эжжи закашлялась от досады на саму себя: вопрос звучит ужасно пошло!
Маленькая графиня с большим сердцем разволновалась не на шутку.
– Ах, Эжжи! Во-первых, ты не обязана обращаться ко мне на «вы» наедине! Впрочем, даже и при гостях ты имеешь полное право не стеснять себя. Как близкий друг, ты можешь свободно обращаться ко мне без всяких условностей!.. А во-вторых, какой ужас! Лекарь уверил меня, что ты – здорова! А это вовсе не так! Совершенно не так!.. И хриплый голос, и жуткий кашель!.. О! Тебе надобно немедленно прилечь, моя дорогая!..
«Самое главное Мадли не заметила! Как всегда!» – раздраженно подумала Эжжи, с милой улыбкой выслушивая заботливую подругу.
– А в-третьих, – добавила красотка, как только графиня на секундочку смолкла, чтобы перевести дух, – в-третьих, мне желательно узнать: была ли я голой в твоем лесу?
– Голой?! – Мадли машинально оправила блеклые кудельки на висках. В непонятного цвета глазках разлилось серебро изумления. – Как могла бы ты оказаться в лесу в таком странном виде, милая?!
Эжжи возликовала.
То был бред! Просто бред – и более ничего! Какое счастье!
Впрочем, из осторожности Эжжи решила уточнить:
– Мадли, будь любезна, скажи мне, знаком ли тебе некий Торс Гривн?
– Гривн? – Мадли глубоко задумалась, от усердия надув щечки. – Гривн?.. Кажется, есть какой-то важный вельможа или сановник. Банкир или барон... Не помню точно... Но какой-то особо значимый немолодой человек... Хотя, впрочем, я могу и ошибиться... Ты же знаешь, я хорошо запоминаю только тех, кого часто вижу. Или – сильно люблю. Как тебя, дорогая!
В знак признательности Эжжи обняла подругу. Та просияла, словно весеннее солнышко.
– Ты видела в бреду, что совсем раздета? – робко поинтересовалась Мадли минуту спустя. – Я читала в «Толкователе снов», что видеть себя голой – к стыду. Какие странности сочиняют для дамских книжек! С чего бы тебе стыдиться, Эжжи?! Ты ведь – такая хорошая, удивительная и самая-самая достойная почета!..