Эх, зря свою лошадь оставил в конюшне! Она бы Анта живо утихомирила и очаровала! А всё потому оставил, что Сторри потеряла подкову, приближаясь к владениям Хаш. Вот он, Торс Гривн, и пошел погулять пешком, поджидая возвращения вечной наездницы...
Юная графиня хмыкала на все рассказы Гривна как-то неопределенно. И явно была не особо расположена к жениху подруги.
Мадли Хаш излишне сердечно, если считать, что Эжжи ничего не грозило в лесу, слишком уж сердечно поблагодарила рыцаря Лайма за то, что он проводил Эжжи до особняка. И даже уговорила остаться в гостях и на ночь, и – сколько самому пожелается.
Сложив всё услышанное в уме, господин Лайм пришел к неизбежному для неглупого человека выводу: Эжжи Тари – в ловушке! Весь вопрос: почему? А еще: кто виноват?
Впрочем, на последний вопрос ответ, пожалуй, известен.
LIII.
Лекарь приказал Лейке, чтобы та велела слугам устроить для Эжжи ванну.
Вскоре мужики натаскали ведер с горячей водой. Заполнили медную ванну, стоявшую в комнате, смежной со спальной Эжжи. Врач сам влил в воду настойку из семи редких трав. И удалился, чтобы не мешать Лейке спокойно искупать барышню.
Вернувшись спустя три четверти часа, лекарь выставил Лейку за двери. И тихо посоветовал красотке, уже приведшей себя в порядок, повторить внутреннее омовение.
И вновь ушел. А Эжжи последовала совету, дивясь тому, как врач верно угадал лесные события. Ведь на этот раз Хар Толкс ее вовсе не осматривал!
«Неужели я и на первый взгляд была столь сильно потрепана, что любой мигом догадался бы о случившемся?» – заволновалась Эжжи.
И неожиданно для себя заплакала.
С минуту она силилась понять: откуда эти слезы?
Какая-то странная боль в сердце – странная смесь острой муки и приятного тепла, – заставляла слезы струиться, а разум – недоумевать.
Да, тело сейчас ломило и жгло изнутри. Но при чем тут сердце?!
Ант, к счастью, жив.
От ненасытного Торса Эжжи обязательно сбежит – надо только схитрить, как-то изловчиться, чтобы он уже не смог напасть на след невесты!
Глупышка Мадли, разумеется, как и обычно, ничего толком не поняла – тут беспокоиться, наверняка, не о чем!
Врач – любезный человек, к тому же – алхимик. А если вдруг он начнет угрожать Эжжи – ну так, тогда и она станет шантажировать лекаря ответно. Впрочем, доктор не станет угрожать. Что-то в сегодняшнем отношении старикана к девушке почти убедило ее: для Хара Толкса она – ценность, а не игрушка. Уж слишком он за нее испугался, слишком трепетно пожелал оберегать...
Так о чем же ей плакать? Всё отлично. Почти.
А что пережито недавно – можно и позабыть, как только перестанет так ужасно болеть живот.
Тело – понятно, истерзанно. Это пройдет.
Но почему как-то по-новому болит сердце?..
Эжжи села на кровать. Теребя пояс шелкового халата, задумалась всерьез.
И отыскала главную причину слез: господин Лайм считает ее невестой другого человека; господин Лайм, вероятно, догадался, что Торс – ее любовник; господин Лайм покинет Эжжи, потому что она, как он думает, любит Гривна.
А она ненавидит своего любовника – за то, что он всегда причиняет ей боль! А еще за то, что он – самоуверен и глуп!
Особенно же ненавистен красотке Торс Гривн тем, что теперь он стоит между Эжжи и ее новой любовью. А, правду сказать, первой настоящей!..
LIV.
Постучавшись трижды и не получив ответа, Хар Толкс рискнул сунуть нос в покои Эжжи. Дверь, к счастью, оказалась незапертой.
– Можно ли мне войти, барышня? – наилюбезнейшим тоном осведомился доктор, приоткрыв дверь и заглядывая внутрь комнаты.
– Входите, господин Толкс! – отозвалась Эжжи.
Она сидела на ложе. Вокруг мерцали свечи.
Дорожки от слез блестели на прекрасном несчастном личике.
– Не отчаивайтесь! – произнес лекарь тихо.
Подошел, по-отечески потрепал пухлыми пальцами влажную левую щечку.
– Господин Лайм не помнит меня, но я-то отлично его помню, – вдруг сообщил врач.
Эжжи напряглась всем телом. Такого полного понимания она не ожидала.
– Господа редко запоминают чужих слуг – куда уж им помнить о мелюзге! – с мягкой иронией продолжил Хар Толкс. – Лекарь господина Лайма некогда обучал меня мастерству целительства. Мы переписываемся довольно часто, а изредка даже видимся. Понятно, не было нужды представлять меня знатному хозяину, когда я приезжал в поместье, где служит мой бывший учитель. Впрочем, мы давно уже – просто друзья.