— Меня зовут Селина Брюс.
— А я — Джордж Дайер, но, думаю, вы это знаете.
— Да, знаю…
Опять последовало молчание. Джордж, сам того не желая, заинтересовался:
— Вы ведь не поклонница? Не секретарь-организатор Клуба поклонников Джорджа Дайера? — Селина отрицательно покачала головой. — Значит, вы остановились в «Отеле Кала-Фуэрте» и прочитали мою книгу? — Она снова покачала головой. — Похоже на игру в двадцать вопросов, правда? Вы знаменитость? Актриса? Вы поете?
— Нет, но я должна была вас видеть, потому что… — Храбрость покинула ее. — Потому что, — закончила она, — мне надо попросить у вас в долг шестьсот песет.
Джордж Дайер почувствовал, как у него от изумления отвисла челюсть, и быстро поставил стакан с водой, пока он не выпал из рук.
— Что вы сказали?
— У вас есть, — сказала Селина, говоря очень четко и громко, как будто разговаривала с глухим, — шестьсот песет, которые вы могли бы мне одолжить?
— Шестьсот! — Он засмеялся, но не весело. — Вы, должно быть, шутите.
— Хотелось бы мне, чтобы это была шутка.
— Шестьсот песет! У меня и двадцати песет нету!
— Но мне надо шестьсот, чтобы заплатить таксисту.
Джордж оглянулся вокруг:
— А при чем здесь таксист?
— Мне пришлось взять такси от аэропорта до Кала-Фуэрте. Я сказала таксисту, что вы заплатите ему, потому что у меня нет денег. В аэропорту у меня украли кошелек, пока я ждала, чтобы нашелся мой багаж… Послушайте… — Она подобрала свою сумочку и показала ему два срезанных края у ручек. — Полицейский сказал, что это был очень опытный вор, потому что я ничего не почувствовала и у меня украли только кошелек.
— Только кошелек. А что было у вас в кошельке?
— Мои дорожные чеки, некоторая сумма английских денег, несколько песет. И, — добавила она с видом человека, решившего чистосердечно во всем признаться, — мой обратный билет.
— Понятно, — сказал Джордж.
— И таксист сейчас ждет в гостинице в Кала-Фуэрте. Вас. Чтобы вы заплатили ему.
— Вы хотите сказать, что вы взяли такси от аэропорта до Кала-Фуэрте, чтобы найти меня для того, чтобы я заплатил за такси. Безумие…
— Но я объяснила… Понимаете, мой багаж не прибыл…
— Вы хотите сказать, что вы и багаж потеряли!
— Я не теряла багаж — они потеряли его. Авиакомпания.
— Ну и путешествие у вас. Завтрак в Лондоне, обед в Испании, багаж в Бомбее.
— Он прибыл в Барселону, но они думают, что он отправлен в Мадрид.
— Итак, — произнес Джордж с видом энергичного ведущего телевикторины, подводящего итоги, — ваш багаж в Мадриде, а кошелек украден, и вам надо шестьсот песет, чтобы заплатить за такси.
— Да, — сказала Селина, в восторге от того, что наконец-то он вник в суть дела.
— И как, вы сказали, вас зовут?
— Селина Брюс.
— Ну, мисс Брюс, хотя я и в восторге от нашего знакомства и, естественно, расстроен, узнав о ваших неудачах, я пока так и не вижу, какое имею отношение ко всему этому.
— Я думаю, огромное, — сказала Селина.
— Ах так?
— Да. Видите ли… я думаю, что я ваша дочь.
— Вы думаете…
Он сразу же решил, что она ненормальная. Она должна быть такой. Она представляла из себя одну из тех безумных женщин, которые ездили повсюду, утверждая, что они императрица Евгения, только у этой был бзик в отношении его самого.
— Да. Я думаю, что вы мой отец.
Она не была безумной. Она была совершенно невинной и искренне верила в то, что говорила. Он сказал себе, что должен вести себя разумно.
— Откуда у вас вообще взялась такая идея?
— У меня есть маленькая фотография отца. Я думала, что он умер. Но у него в точности ваше лицо.
— Ему не повезло.
— Ах нет, все совсем не так плохо…
— У вас фотография с собой?
— Да, здесь… — Она наклонилась за сумкой, и он попытался отгадать, сколько ей лет; он старался вспомнить, решить, как решается вопрос жизни и смерти, может ли существовать хоть малейший шанс, что это ужасное обвинение справедливо. — Она здесь… я всегда ношу ее с собой, с тех пор как нашла ее, лет пять назад. И когда я увидела фотографию на обложке вашей книги…
Она протянула ему фотографию. Он взял, не сводя глаз с ее лица, и спросил:
— Сколько вам лет?
— Двадцать.
Он почувствовал слабость от облегчения. Чтобы скрыть выражение на своем лице, он быстро взглянул на фотографию, которую вручила ему Селина. Он ничего не сказал. А затем, как это сделал и Родни, когда Селина в первый раз показала ему фотографию, Джордж Дайер поднес ее к свету. Спустя некоторое время он сказал: