Натан слушал ее с нескрываемым раздражением.
— Пойми меня правильно. Я не возражаю против работы, — продолжила Плезанс. — Когда работа сделана хорошо, я испытываю гордость и удовлетворение. Но, оказывается, в этом не было необходимости. И к тому же я сильно переживала, когда допускала ошибки! Ведь я думала, что по моей вине Тирлоху придется тратить последние деньги. И он позволял мне так думать. Мне казалось, что я должна в кратчайшие сроки научиться всему — мыть полы, сучить лен, доить коров, — потому что такой бедный человек, как он, не может позволить себе жену-неумеху. Но мои свечи не всегда были идеальными, и ему приходилось покупать новые. Я нервничала, билась из последних сил. Иногда от тяжелой работы у меня ломило все тело. Значит, он просто играл со мной? И мои старания были напрасны.
Потянувшись через стол, Натан взял сестру за руки и пристально посмотрел на нее, когда она наконец подняла голову.
— Один Бог знает, с чего вдруг я защищаю этого человека, но, может быть, ты судишь его слишком строго? Может, это не было пренебрежением с его стороны, он просто привык так жить. Ведь он тоже тяжело работал, правда?
— Да, работал. От рассвета до заката. Говорю же тебе, меня возмущает не работа, а то, что все это время он не говорил мне правды и все мои действия были основаны на обмане. Он представлялся мне совсем не тем, кто он есть на самом деле. — Она покачала головой. — Даже в самые мрачные минуты, когда я не знала, чему верить, одно не вызывало у меня никаких сомнений: что Тирлох О'Дун — честный человек. Похоже, я ошибалась.
Натан открыл было рот, чтобы возразить, успокоить обиженную сестру, но передумал. Плезанс любит Тирлоха О'Дуна, но, судя по тому, что услышал о нем Натан, вряд ли он отвечает ей взаимностью. Пусть лучше ее сердце разобьется сейчас, когда она кипит от гнева и негодует из-за его обмана. Эти чувства дадут ей сил для исцеления.
А еще он догадывался, что Плезанс не только мыла полы в доме Тирлоха О'Дуна, но и делала для него гораздо больше. Натану очень хотелось задать сестре вопросы, которые бились в его голове, но он опять промолчал. Наконец Плезанс извинилась и пошла спать, оставив на столе нетронутым ужин. «Ничего, — подумал он, — не буду на нее давить. Со временем она придет в себя и все мне расскажет».
Плезанс лежала в постели, устремив взгляд в потолок. Она сомневалась, что вообще заснет этой ночью, несмотря на удобную гостиничную кровать. Слишком тяжело было на душе, а голова раскалывалась от мучительных вопросов. Все, во что она верила, оказалось ложью. «А правда, — с горечью подумала она, — не всегда приятная штука».
Правду о своих родителях она приняла довольно легко, почти без боли. Вот только жаль, что ей так и не довелось увидеться со своей настоящей матерью. Зато ее внебрачное происхождение многое объясняло — многое из того, что мучило ее в прошлом.
Тайна ее рождения не станет достоянием гласности — хотя бы потому, что Томас Данстан любыми путями постарается избежать скандального разоблачения. Это также помогло девушке принять правду относительно спокойно. Слава Богу, ей не придется терпеть унижения и позор в свете.
Однако то, что сказал Натан о Тирлохе, по-настоящему ее взволновало. И ранило в самое сердце. Его ложь омрачала все, что между ними было. Какая же она идиотка — влюбилась в такого жестокого человека! Ведь, насколько она знала, у него не было особых причин скрывать от нее правду о своем финансовом положении.
Плезанс смахнула слезинку. Нет, она не будет плакать из-за Тирлоха О'Дуна! Во всяком случае, пока не будет. Не может быть, чтобы она так сильно ошибалась в людях. Надо подождать. Если Тирлох за ней не приедет, значит, он действительно просто забавлялся с ней, как с живой игрушкой. А если все же приедет, опадает ему шанс объясниться — ради себя самой.
Только бы не стукнуть дверью по его красивой физиономии, когда появится у нее на пороге!
Тирлох перестал насвистывать веселую мелодию, когда в поле зрения показался его дом. Он выглядел каким-то нежилым. Встревожившись, он погнал своего коня быстрее. Причин волноваться как будто не было, однако сердце сковало страхом. Его не было дома почти четыре месяца, вдруг за это время что-то случилось? Люсьен погиб, зима миновала, и он думал, что Мойре и Плезанс не угрожают никакие опасности. Внезапно его уверенность пропала.
Он распахнул тяжелую дверь и встал на пороге, лихорадочно оглядывая дом. Никого. Мало того, здесь уже давно никто не живет. Тут его взгляд упал на листок бумаги, лежавший на кухонном столе.
Тирлох схватил записку и быстро пробежал ее глазами, потом перечитал заново: