Но он часто впадал в какое-то странное состояние ступора, и когда я замечала это, то подходила к нему с вопросом: «Чем я могу тебе помочь?». Он отвечал: «Убей меня, это лучшее, что теперь может со мной произойти». И сказав это, он продолжал сидеть и смотреть в одну точку. Я чувствовала, что виной всему эта самая работа, он никогда не работал с восьми до пяти, но теперь ему приходилось это делать ради нашей семьи.
Я была уверенна, что раз у всех получается, то и у него получится. И так все и было. Вскоре я родила здоровых малышек, и материнские заботы не давали мне задуматься о чем либо другом. Так прошло еще погода, конечно в наших отношениях вернуть все назад не получалось, Вадим оставался так же холоден со мной и детьми, но иногда мне удавалось его растопить, и приступы апатии наступали все реже. Мне уже даже начало казаться, что он притерпелся, втянулся в работу и свыкся с мыслью о детях.
Но однажды он вернулся с работы пораньше, бросил портфель в коридоре и со злобой ударил его ногой так, что тот порвался, и все его содержимое вывалилось на пол коридора. Я вышла в коридор, Вадим просто прошел мимо, ничего не сказав, он будто бы и не заметил меня. Он лег на диван и тут же уснул. Я попыталась его разбудить, но он спал очень крепко. Убедившись, что он просто спит, при этом сладко похрапывая, я успокоилась и присела подле него на диван.
И только тут я заметила, что его волосы у висков стали совершенно седыми. Его лицо исказили морщины, он выглядел как старик. И тут мне стало стыдно, стыдно за то, что заставляю его делать все это. Но в то же время я понимала, что ничего такого сверхъестественного не требую, трое детей – это конечно тяжело, но другие люди справляются. Я не знала, что мне делать и решила просто немного подождать.
Когда Вадим проснулся, он с радостью объявил мне о том, что уволился с работы, и теперь все будет хорошо. Мы жутко поссорились, я помню, как говорила ему, что он обязан нас кормить, он же отец семейства, а он ответил, что теперь ему плевать. Успокоившись и придя в себя, я подумала, что он просто перегорел на работе и ему требуется отдых.
На следующий день я решила съездить в его фирму и поговорить с начальством, чтобы Вадима все-таки не увольняли, а дали отпуск хотя бы на месяц, чтобы тот пришел в себя, а там уже может быть и сам отойдет.
Одевшись наиболее презентабельно, я отправилась в контору. Вадиму же я сказала, что поеду в банк снять последние накопления, так как сомневалась, что он поддержит мою идею навестить его фирму. На прощание я попросила его искупать наших деток, так как сама не успевала этого сделать и погулять с собакой, он сказал, что все сделает.
В фирме, где работал Вадим охотно вошли в наше положение и предоставили ему отпуск за собственный счет на два месяца. Конечно, в финансовом плане будет очень тяжело, но других путей я не видела. Пришлось действительно ехать в банк и снимать те крохи, что у нас оставались. Уладив все эти дела, я со спокойным сердцем отправилась домой.
Когда я зашла в подъезд, то по привычке проверила почту. Там оказался конверт, я очень удивилась, нам редко приходила какая-то корреспонденция, если не считать квитанций на оплату коммунальных услуг. Поднимаясь по лестнице, я осмотрела конверт, на нем стоял штамп клиники Станкича, а адресатом являлся Вадим.
Разумеется, тогда я видела по телевизору сюжеты про устройство, но не придавала этому особое значение. Однако любопытство взяло верх, и я вскрыла конверт, внутри лежала какая-то бумага и квитанция на оплату первого платежа по рассрочке за устройство Станкича. Тогда оно еще стоило просто баснословные деньги и, увидев сумму первого платежа меня, чуть не хватил удар.
Я стала быстро подниматься по лестнице, стремясь выяснить у Вадима, что происходит. И тут до меня донесся звук. Детский плач, тот самый, что мы слышали вчера. Я без труда поняла, что это плачет мой Матвей. Я побежала наверх по лестнице со всех ног. Когда оставался всего один этаж, плач внезапно стал громче и истошней, будто бы Матвей кричал из последних сил, – я вспомнил вчерашний плач на лестнице и меня начало мелко трясти, Юля же сидела абсолютно неподвижно только из левого глаза медленно покатилась слезинка. – Но вдруг плач утих, я помню, как внезапно стало тихо. Я вбежала на этаж и увидела, что дверь в нашу квартиру открыта нараспашку, но в тот момент для меня это было абсолютно неважным. Я влетела в квартиру, казалось, что дома никого нет, но дверь ванной была открыта, и свет был включен. Я побежала туда. Когда я зашла, – Юля закрыла лицо руками. – Я увидела, что мои детки плавают в полной ванне. Мои близняшки – Яна и Настя, видимо уже давно выбились из сил и лежали на дне. А Матвей… – Юля громко шмыгнула носом и перевела взгляд на окно, я хотел было предложить остановиться, но не решился. – Он плавал на поверхности воды спинкой кверху. Я в каком-то неистовом порыве вытащила их всех из воды, тут же вызвала скорую помощь, попыталась сама сделать искусственное дыхание, а потом… а то, что было потом, я толком не помню. Помню только, как в ванну вбегают санитары, кажется, они о чем-то меня спрашивают и все, дальше белая пелена.