- Знаю. Легко начать, но труднее дойти до конца. Но всё прекрасно. Договорились, Мия?
Ну, это было загадочно.
Когда я отпускаю его, он поворачивается, чтобы собрать свой компьютер в кожаную сумку. Я провожаю его из спальни, замирая, когда Ансель подхватывает шлем от мотоцикла, который лежит на столике возле двери.
- Ты водишь мотоцикл?- спрашиваю я.
Его улыбка расплывается по всему лицу, когда он медленно кивает. Я видела как автомобили двигаются в этом городе. И на самом деле, я не уверена вернется ли он в целости и сохранности домой.
- Не делай такое лицо,- говорит он, слова срываются с пухлых губ и появляется эта улыбка, которая может оставить вас без трусиков. - Однажды ты прокатишься со мной, и больше никогда не захочешь сесть снова в машину.
Я никогда не ездила на мотоцикле - и никогда этого не хотела - и я вычеркнула из своей жизни весь вид двухколесного транспорта. Но то, как он это сказал, и как комфортно уложил шлем себе под руку и как перекинул свою сумку через плечо, заставило меня задуматься - может он действительно прав. Подмигнув, он разворачивается и уходит. А дверь закрывается тихим щелчком.
Ииии… вот и оно. Я провела с расстройством желудка несколько дней, а когда мне стало легче, Ансель свалил, хотя еще нет и восьми.
Передо мной - огромная квартира с кухней, плавно переходящая в гостиную и столовую. Всё кажется таким европейским. Совсем немного мебели - чёрный кожаный диван, два современный красных кресла без подлокотников, низкий журнальный столик. С другой стороны находится обеденный стол с четырьмя подходящими стульями. Стены обрамлены стильными фотографиями и красочными картинами. Для холостяцкой квартиры это очень даже впечатляюще.
Пространство свободное, но не очень большое, и такой же наклонный потолок, как и в спальне. Но вместо простой двери, дальняя стена - французские окна. Я подхожу к окну, и прикладываю руки к стеклу, смотря вниз. Вижу на улице Анселя, садящегося на чёрный блестящий мотоцикл. Он одевает шлем, заводит своего железного коня, срываясь с места. Даже с этой высоты Ансель выглядит до смешного горячо. Понаблюдав за ним пока он не скрывается в движении, я отворачиваюсь.
Дыхание перехватывает, и я закрываю глаза, немного успокаиваюсь. Это не из-за тошноты или голода, от которого у меня кружится голова. Это всё, потому что я здесь, не имею возможности пройти несколько кварталов и оказаться дома. Я не могу просто взять телефон и позвонить домой. Я не могу найти квартиру или работу в Бостоне, пока нахожусь в Париже.
Я не могу позвонить своим подругам.
Я нахожу свою сумку в комнате, и начинаю лихорадочно рыться в ней, чтобы найти свой телефон. К экрану приклеен стикер с запиской от Анселя. Он настроил мой его на свой международный тариф. Что фактически заставляет меня смеяться. Это немного успокаивает - потому что в моей голове бушуют мысли, заставляя сердце биться в панике: как я позвоню девочкам из Франции? И думаю, это свидетельствует о моих нелепых приоритетах. Кого заботит то, что я не говорю по-французски? Я замужем, мне придётся залезть в собственные сбережения, и мой незнакомец-муж, кажется, постоянно работает? Ну, по крайней мере - я не залетела с первых же минут знакомства.
Я брожу по квартире, когда звоню Харлоу через тысячу миль. На кухне я вижу, что Ансель оставил мне завтрак: свежий багет, масло, джем и фрукты. Кофеварка находится на плите. Он святой, и заслуживает благодарность за эти несколько дней. Может, предложить регулярный оральный секс и пиво? Он извинился за свою работу, когда я должна была просить прощения за то, что он убрал мою рвоту, и что ему пришлось купить мне тампоны.
Мои воспоминания настолько ужасающие, что я ,наверное, никогда не смогу позволить ему взглянуть на себя обнаженную.
Телефон звонит и звонит. Прикидываю себе в уме, раз здесь ранее утро, значит там где-то середина ночи. Наконец-то, Харлоу отвечает со стоном.
- Со мной произошла досадная история в истории досадных историй,- говорю я ей.
- Мия, у нас половина первого ночи.
- Ты хочешь или не хочешь услышать величайшее унижение в моей жизни?
Я слышу как она садится и откашливается.
- Что, ты поняла, что всё ещё замужем?
Я делаю паузу, чувствуя как с каждой секундой, паника овладевает мной всё больше.
- Это ещё хуже.
- Ты полетела в Париж на всё лето, чтобы быть секс-игрушкой этого парня?
Я смеюсь. Если бы только.
- Да, этот маразм мы тоже обсудим, но сначала я хочу тебе рассказать о поездке сюда. Это было ужасно, поэтому я хочу, чтобы кто-то добавил в мой кофе наркоты, чтобы я смогла забыть весь этот кошмар.
- Можно просто добавить джин,- язвительно добавляет она, и я смеюсь, пока не начинает тошнить.
- У меня начались месячные на борту самолета,- шепчу я.
- О, нет,- говорит она с сарказмом.- Только не это.
- Но у меня ничего с собой не было, Харлоу. И ещё я надела белые джинсы. В любое другое время, пожалуйста, "Да, менструация", я согласна. Но вот так? Мы только встретились, и я могла думать о сотнях любых разговорах с горячим незнакомцем, но только не о таком, как: " У меня начались месячные и я такая идиотка, что пришлось завязать свою толстовку вокруг талии, которая кричала о том, что произошло. И конечно, ты мужик, но нет ли случайно у тебя тампонов?"
Она ,кажется, только впитывает в себя эту информацию, и тихо произносит,
- Ох.
Я киваю, и чувствую, как мой желудок скручивается от воспоминаний.
- И в придачу ко всему этому я ещё облевала все вокруг, из-за желудочной инфекции.
- У Лолы тоже,- зевая, говорит она.
- Это объясняет несколько вещей,- говорю я.- Меня рвало в самолете. После самолета. В терминале...
- Ты в порядке?- Тревога слышится в её голосе, и я могу сказать, что она в пяти минутах от того, чтобы заказать билет на самолет и примчатся сюда, ко мне.
- Я в порядке, теперь,- успокаиваю я её.- Мы приехали в его квартиру на такси...- Закрываю глаза, когда пол движется передо мной.- Клянусь, водитель был каким-то сумасшедшим. И как только мы добрались до квартиры, меня вырвало в подставку для зонтиков.
Она ,кажется, пропустила самую важную часть информации, когда спрашивает,
- У него есть подставка для зонтиков? У мужчин это есть?
- Может, он поставил ее там, чтобы гости могли поблевать туда,- предполагаю я.- Я была больна с ночи вторника, и уверена, что он видел, как меня рвало около семисот раз. Он помог мне принять душ. Дважды. И в этом не было ничего сексуального.
- Ого.
- Ага.
- Между прочим, можешь поблагодарить, что я покрываю тебя от твоего отца,- говорит она, и я практически могу слышать яд в её голосе.- Он звонил и я подтвердила всю твою маленькую историю, в то время, как выдергивала волоски со своей “куклы-вуду Дэйва Холлэнда”. Я сказала, что ты находишься в Париже, работаешь младшим стажером по финансам в кино, у одного знакомого моего отца. Но когда вернёшься и застанешь своего отца лысым, притворись немой.
- Ага, прости за это. - Мысль о том, что мне придется разговаривать с отцом, сейчас снова заставляет меня почувствовать себя больной.- Он говорил с Анселем, тоже. Вообще то "орал" больше подходит к этой ситуации. Хотя, кажется, Анселя это совсём не беспокоило.
Она смеётся, и я скучаю по ней. От знакомого звука мучительно сжимаются ребра.
- Мия, тебе действительно придётся постараться, чтобы вернуть вашей игре сексуальную интригу.
- Знаю. Но не представляю, что должно случиться, чтобы он снова захотел прикоснуться ко мне. Да я и сама этого не захочу. Даже та огромная секс-игрушка кролик, которую ты подарила мне на мой двадцать первый день рождения, не захотела бы ко мне прикоснуться.
Но юмор испаряется, а страх возвращается, растекаясь по венам. Сердце колотится в груди и меня всю трясет. Я не просто бросила свой мир. Но и улетела на абсолютно новую орбиту.