- Ты мне снился, - улыбаюсь сонно ему.
- Мия...
Сначала, он не понимает, что я задумала, но затем, кажется, начинает догадываться, когда я тяну его за руку к низу моих бедер и животу. Его губы раскрываются, глаза становятся томными. Ансель встречает мои бедра на пол пути, скользнув пальчиками внутрь, подразнивая.
- Мия, - стонет он, с выражением, которое я не могу понять. С тоской и с примесью чего-то большего. Сродни беспокойству.
Ох, черт.
Его пиджак свисает с предплечья, сумка для ноутбука по-прежнему болтается на плече. Он собирался выходить.
- Ох, - румянец ползет вверх по моей шее. Я отодвигаю его руки от моего тела.
- Я не..
- Не останавливайся,- говорит он, сжимая челюсть.
- Но ты собирался уходить..
- Мия, пожалуйста,- говорит он, его голос, настолько низкий и мягкий, такое ощущение, что по мне растекается теплый мед. - Я хочу этого.
Его рука дрожит, глаза закрыты, и я позволяю себе сделать тоже самое, прежде чем я полностью проснусь, и прежде чем потеряю самообладание. О чем я думала в Вегасе? Я хотела другую жизнь. Хотела быть смелой. Тогда я не была смелой, однако, притворилась ею.
С закрытыми глазами, я снова могу притвориться. Я - секс-бомба, которая не волнуется о его работе. Я - ненасытная жена. Я - та, которую он хочет.
Я мокрая и набухшая, и звук, который он издает, когда скользит пальцами во мне - глубокий, животный стон настолько возбуждает, что я могла бы кончить, лишь ощутив его дыхание на коже. И когда Ансель кажется, хочет почувствовать меня и подразнить, приподнимаюсь, ища его пальцы. Он вводит в меня два, и схватившись за его запястья, я начинаю трахать его руку и не могу остановиться, не задумываясь о том, какой нетерпеливой я, должно быть, выгляжу со стороны.
Тепло поднимается вверх по моей коже, и я притворяюсь, что в этом виноват солнечный свет.
- Ох, позволь мне насладится этим, - шепчет он. - Давай.
- Ах, - я задыхаюсь. Мой оргазм формируется в глубине, ощущение напряженности нарастает, а затем поднимается вверх, к тому месту, где его палец кружит на моей коже, и ,проходя сквозь меня, я чувствую освобождение. Схватив его за руку, кричу, вздрагивая вокруг его пальцев. Как будто по моим ногам, рукам и позвоночнику растекается теплая жидкость, раскаленное облегчение заполняет мой кровоток.
Я открываю глаза. Ансель остается все еще неподвижен, а затем медленно его пальцы выскальзывают из-под одеяла. Он смотрит на меня, и в конечном счете, сон, как рукой снимает. Другой рукой он закидывает сумку выше на плечо. В комнате повисла тишина, и я стараюсь вернуть себе наигранную уверенность, когда чувствую, как по моей груди, шее и лицу растекается тепло.
- Извини, я...
Заставляя меня замолчать, он прикладывает свои влажные пальцы к моему рту. - Не нужно,- рычит он. - Не извиняйся за это.
Прижимая свои пальцы к моим губам, он просовывает свой язык сквозь них, пробуя меня и сладко, успокаивающе выдыхая. Когда он отходит от меня на достаточное расстояние, сосредотачиваюсь на его глазах, наполненных решимостью.
– Сегодня я вернусь домой пораньше.
9 ГЛАВА.
Тяжело контролировать свои траты, когда евро, в отличии от доллара, кажется игрушечной монеткой. С Анселем теперь всё по другому, нежели в Штатах - и даже при том, что я обожаю свою родину - часть меня подумывает остаться ещё на пару недель, посмотреть всё, что успею за это время, а только потом улететь обратно домой, чтобы наладить отношения с отцом. Если всё не исправлю – придётся работать проституткой или стриптизершей, когда вернусь в Бостон и начну искать квартиру.
Но уже от одной мысли, чтобы оправдываться перед отцом - меня бросает в холод. Понимаю, то, что я сделала было импульсивно и, может быть, даже опасно. Я знаю, что любой любящий отец в этой ситуации имеет право сердиться. Просто моего отца выводит из себя всё, и мы стараемся не обращать на это внимание. Я много раз извинялась, когда не следовало этого делать: но в этот раз я не буду просить прощения. Может быть мне страшно и одиноко, и я не знаю, действительно ли Ансель станет меньше времени проводить на работе, и что произойдет с нами сегодня вечером, завтра или же на следующей неделе; что случится если я окажусь в ситуации, когда мне не к кому будет обратиться за помощью. Но поездка во Францию - первое решение в моей жизни, которое я приняла самостоятельно.
Выходя из душа, я все ещё погружена в свои мысли, обдумывая свой утренний разговор с Анселем. Смотря на свое четкое отражение в зеркале ванной, напротив которого стою – без разводов и полос, складывается впечатление, словно оно чем-то обработано. Я думала убраться, но нет ничего, что нужно было бы сделать. Окно в ванной блестит, пропуская солнечные лучи. Моими мыслями овладевает любопытство, и я начинаю все осматривать вокруг. Квартира безупречна – и по собственному опыту знаю- для одинокого мужчины это крайне подозрительно. Прежде чем добираюсь до окна гостиной, я уже знаю, что там найду.
Или, чего ,скорее всего, там нет. Я помню, как в первый день после болезни прижала руки к окну и наблюдала за тем, как Ансель садился на мотоцикл. Знаю, это было не раз. Но на окне нет ни отпечатка от моих рук, оно безупречное и кристально чистое. Никого не было здесь, кроме нас. Неужели за те несколько часов, что он был дома, Ансель протер окно и зеркало в ванной?
Старушка, живущая этажом ниже, подметает порожек, когда я выхожу из лифта, забалтывая меня, примерно, на час. Ее английский пестрит французскими словами, которые я не могу перевести, что так или иначе должно бы затруднить наше общение, однако, на удивление всё проходит довольно легко. Она рассказывает мне, что лифт достроили в семидесятых, когда они с мужем переехали сюда. Подсказывает, что овощи лучше покупать на Римской улице, а не на рынке на углу. Она предлагает мне зеленый маленький виноград, на вкус он - горький, до мурашек на коже, но не показывая этого, я продолжаю есть. А затем, говорит мне, как рада видеть улыбчивого Анселя, и что ей никогда не нравились другие его подруги.
Я впитываю эти крохи информации, и удовлетворив своё тайное любопытство, благодарю ее за компанию. Ансель - великолепен, успешен и очарователен; конечно, у него была жизнь до того, как я последовала за ним в аэропорт. Жизнь, которая несомненно включала женщин. Меня не удивила эта новость - что рядом с ним кто-то был. Просто хочется узнать о нем ещё что-нибудь, кроме того, как он выглядит без одежды.
Я провожу большую часть дня, гуляя по нашему району, составляя мысленную карту площади. Бесконечные улицы, магазин на магазине, крошечные переулки перетекающие в ещё более крошечные переулки. Это немного походит на погружение в кроличью нору[кроличья нора из Алиса в стране чудес], но здесь я знаю, что найду свой выход; я просто должна найти указатель "M" Метро и смогу легко вернуться на улицу Анселя.
Моя улица, напоминаю я себе. Наша. Мы вместе.
Представление о его доме, как о своём, похоже на попытку почувствовать себя, как дома на съемочной площадке или попытаться привыкнуть к тому, что евро - это настоящие деньги. И каждый раз, когда я смотрю на своё обручальное кольцо, накатывает ощущение нереальности, сказки.
Мне нравится вид улицы, погружающийся в сумерки. Небо высоко надо мной и оно яркое, но начинает менять оттенок, когда солнце прячется за горизонт. Тротуар окутывает тень, и цвета кажутся богаче и насыщенней чем я когда-либо видела. Здания теснит узкая дорога с трещинами, неровный тротуар чувствуется дорогой, ведущей к приключениям. При дневном свете дом Анселя выглядит потёртым, тронутым пылью, ветром и выхлопными газами. Но ночью, он кажется ярче. Мне нравится, что наш дом похож на ночную сову.