Глядя вверх и видя, как медленно закипает буря в глазах Ремо, я знаю одно…
Я вдруг понимаю, что свет выключили, потому что через несколько секунд он будет направлен на меня.
Мне придется рассказать ему об этом, когда мы вернемся домой или в машину. Что он скажет, когда я расскажу ему о своем преследователе? Что у меня не было достаточной охраны, чтобы не подпустить его к себе? Что я не сообщила о нем при первых признаках преследования?
Улыбнувшись, я медленно высвободила его руку из своей хватки.
— Позже. Мне нужно выступить с речью.
Прожектор внезапно осветил нас, и я повернулась к толпе, на моем лице появилась заученная улыбка.
14
Я не знаю, что привело к этому, но я собираюсь выяснить, кто заставил мою жену так паниковать, кто заставил ее чувствовать себя настолько небезопасно, что она начала испытывать гипервентиляцию и дрожать в моих объятиях.
Теперь она улыбается, глядя в глаза всем присутствующим в большом зале. Они очарованы ею, той небольшой речью, которую она произносит, стоя рядом со мной.
Почему, когда я выступаю перед людьми на собраниях, я точно знаю, что нужно говорить, а когда рядом со мной находится эта женщина, эта несносная женщина, все, что мне хочется сделать, это обхватить ее рукой за шею и не сводить с нее глаз?
Я хочу использовать одну из тех маленьких ленточек, которые она носит в волосах, чтобы связать ей руки за спиной и поцеловать ее, потребовать ответов, чтобы она знала, что она моя, как бы сильно я ни ненавидел себя за то, что хочу ее.
Почему, черт возьми, она единственная женщина, которая заставляет все мысли покинуть мой разум?
Мне нужно, чтобы она была в безопасности, но в то же время, как она может быть в безопасности, когда вокруг нее таится опасность?
Он живет в ее доме, спит в ее постели, возит ее на работу, ест вместе с ней…
Я собираюсь внести в черный список всех, кто заставил ее чувствовать себя так. Никто, и я имею в виду, черт возьми, никто, не имеет права заставлять мою жену чувствовать себя небезопасно или чувствовать, что ей здесь не место. Если и есть женщина, которая заслуживает такого успеха, то это она.
Мне плевать, работают ли они в парламенте. Меня не волнует, что они могут погубить меня. Если кто-то здесь навредит Авроре, независимо от его значимости или имени, я устрою ему ад. Я разрушу их карьеру, их семью, их богатство, чтобы они точно знали, что, пытаясь навредить моей жене, они перешли дорогу Ремо Кэйну.
Аврора подходит к своей подруге Камари, менеджеру футболиста, и обнимает ее.
Я хмурюсь, наблюдая за тем, как она улыбается своей подруге. Затем ее приветствует помощница Клаудия. Темнокожая женщина очень общительна и сумела уговорить многих гостей сделать ставки на платья Авроры.
В системе безопасности произошла брешь, о которой я не хотел ей говорить.
Кому-то удалось проникнуть внутрь. Охрана потеряла его из виду, но через двадцать секунд увидела, что он вышел. Я заставил всю команду патрулировать территорию в поисках чего-нибудь опасного, но его путь был прямым, и он не остановился. Вошел через парадные двери и вышел через черный ход. Моя охрана стояла вокруг здания, и охранники искали его, но его не было. Как будто растворился в воздухе.
Пока охранники не поймали его. Они ждут моего следующего приказа.
Я убеждаюсь, что с Авророй все в порядке и она находится с Клаудией и Камари, а затем быстро выскальзываю через задние двери. Слева от меня раздаются приглушенные крики. Под большим деревом на коленях стоит парень в свитере с капюшоном и борется с моими охранниками.
Несмотря на черно-белые костюмы и наушники, они ведут себя с ним грубо. Это не утонченная охрана, работающая по правилам. Они безжалостны, обучены жестким условиям, потому что я не отношусь к своей безопасности легкомысленно.
Как только они замечают меня, они кивают мне. Я зеркально повторяю их движения, пока мои глаза не переходят на парня, который решил испортить вечер моей жене.
Остановившись прямо перед ним, я позволил ему взглянуть на мои парадные туфли и подняться к моему лицу, пока я не оказался перед ярко-голубыми глазами. Цвет явно ненастоящий. Контактные линзы.
Я наклоняю голову, затем щелкаю рукой по своим мужчинам. Тот, что справа, срывает тряпку, обмотанную вокруг рта нарушителя, но молчит.
Он просто смотрит на меня. Худое, тощее тело, яркие глаза, от которых хочется ударить его, и хотя он борется, он не умоляет отпустить его.
И это может означать только одно.
Наклонившись, я хватаю его за челюсть. Он сопротивляется, пытаясь освободиться, но я сжимаю хватку. Его глаза пылают непокорностью.
Жгучий запах ударяет мне в нос, когда я наклоняюсь к нему, заставляя меня отпрянуть назад.
— А теперь, пока твое время не истекло, давай заставим тебя говорить, хорошо?
Один глаз у него дергается, но гнилостный, кислый запах пересиливает, и это лишь вопрос времени.
— Какого хрена ты в таком виде прошел через зал? — Мой голос тверд, во мне не осталось терпения.
— Почему тебя это волнует? Разве это не публичное мероприятие? — выплевывает он.
Я поднимаю брови. — О? Значит, ты можешь просто войти и прогуляться, как будто ты в парке? Кто послал тебя сюда после того, как запихнул тебе в глотку яд?
Его глаза слегка расширяются, в них мелькает страх. — Не было никакого яда. Я..
— Значит, кто-то есть?
Он останавливается, его плечи опускаются на дюйм, но мои охранники подхватывают его.
— Если ты не хочешь говорить, газ, который он ввел в тебя, выведет тебя из строя примерно через минуту, но если ты будешь говорить, я могу подумать о сохранении твоей жизни.
Он смотрит на меня с сомнением, словно пытаясь понять, правду ли я говорю.
Проходит секунда молчания.
— Нет? Привяжи его к дереву и жди, пока не почувствуешь трупный запах.
Я отбрасываю его челюсть и поворачиваюсь, чтобы вернуться в дом.
— Подожди!
Заминка в его голосе и панический тон говорят о том, что это чужая работа. Он всего лишь посредник, доставляющий сообщение.
Его послали мои мать и отец? Зачем нужны фальшивые линзы?
Почему он вошел через парадную дверь и сразу вышел через черный ход?
Я оглядываюсь через плечо. Молодой человек гримасничает, его плечи сгорблены.
— Мне сказали сделать это за десять тысяч. Просто, — он кашляет, — быстро войти и выйти из этого здания, пока… — Он снова кашляет. На этот раз кашель звучит грубее. — Контактные линзы были… требованием, и… — Его кашель звучит болезненно, а на губах и подбородке появляются красные пятна. Его тело прогибается вперед, и я поворачиваюсь к нему лицом.
— Я не знал, что это…
Сгустки крови стекают по его подбородку, и он задыхается. Его тело не может получить достаточно кислорода. Его расширенные глаза смотрят на меня, умоляя спасти его. Я позволяю себе небольшую ухмылку.
Он кашляет и кашляет. Я киваю своим охранникам, чтобы они отпустили его. Он падает вперед, его руки хватаются за шею, пытаясь отдышаться. Он хрипит и корчится на земле до последнего вздоха.
Я не смог бы спасти его, даже если бы захотел, но этот проблеск надежды был необходим, чтобы заставить его говорить.
Это была оплачиваемая работа, и ему нужно было носить голубые контактные линзы.
У кого еще есть голубые глаза такого оттенка? Может, он пытался выдать себя за кого-то?
Но почему здесь? Мне нужно разобраться в этом и присмотреться к кому-нибудь с таким же оттенком голубых глаз, как у парня в контактных линзах.
Достав телефон, я сфотографировал его лицо и отправил его парню, который, как я знаю, сможет найти его меньше чем за десять минут.
Ремо: Узнай, кто он.
Как только я докуриваю сигарету, телефон пикает, и приходит информация об этом бесполезном ублюдке.