Тут меня осенило: никакая это не забота, а примитивная мужская солидарность. Мишка его подослал. Стыдно, наверное, стало. Вот и решил таким образом проявить заботу, чтобы совсем я, бедная, без помощи не осталась. Главное, выбрал человека, которого я терпеть не могу! Тоже не без умысла. С одной стороны, Сергей ради Мишки окажет мне посильную помощь. А с другой — безопасно. Никакого мужского интереса ко мне не проявит.
Я даже немного обрадовалась. Выходит, дважды права моя Дуська: не все потеряно. Окончательно мосты за собой Михаил не сжигает. Ладно, прикинусь дурочкой. И я спокойненько так отвечаю:
— Спасибо, Сережа, пока ничего не надо, но, если понадобится, обязательно позвоню.
Он так обрадовался! Соловьем разлился про то, какая я хорошая. Интересно, этот текст от себя или тоже по поручению Миши? Ужасно противно! Ненавижу льстивых и неискренних людей!
К счастью, дифирамбы он пел мне не слишком долго и, на прощание попросив поцеловать от него Тошку, оставил меня наконец в покое.
На следующий вечер я осознала всю глубину своих заблуждений.
Мы с Тошкой вернулись домой. Сын, влетев в квартиру раньше меня, остолбенело застыл посреди прихожей.
— Мама, у нас тут были... воры.
Я засмеялась.
— Глупенький, хватит фантазировать. Придумал новую сказку?
— Мама, это не сказка, — испуганно попятился ко мне он. — К нам настоящие воры залезли. Они украли папины тапочки. Когда мы уходили утром, они стояли вот тут.
Я глянула в угол, где и впрямь оставались Мишины тапочки. Теперь их не было! По спине у меня пробежал холодок. Пришел поговорить сегодня? Но зачем при Тошке? Мы же условились.
В квартире, однако, кроме нас никого не было.
— Мама, а они, наверное, и мои игрушки украли!
Тошка стремглав кинулся к себе в комнату.
Воспользовавшись этим, я заглянула в Мишин платяной шкаф. Мои худшие опасения оправдались. Там было пусто. Он увез все!
Быстро заперла шкаф и спрятала ключ. Тошка не должен увидеть, что исчезли отцовские вещи.
— Мама! Игрушки на месте! — торжествуя, сообщил сын.
— Милый, это не воры. Просто забыла тебе сказать. Папа из одной, короткой, командировки вернулся, взял побольше вещей и уехал в другую, долгую.
— Но он эти тапочки никогда в командировки не брал. — До чего же дети наблюдательны! Никогда не знаешь, что они запомнят!
Выкрутилась, объяснила:
— Понимаешь, на этот раз папе именно эти тапочки очень нужны.
Я изо всех сил старалась сохранить спокойствие, хотя внутри у меня бушевало и клокотало. Тихой сапой вывез в мое отсутствие вещи, чтобы отпал предлог для встречи дома с глазу на глаз! Трус! Подлец и трус! Странно еще, что оставил новый телевизор и свой любимый музыкальный центр! Интересно, в какую командировку их можно взять? На тапочки, кстати, и новые мог бы разориться. Пусть бы старые стояли на прежнем месте, создавая для сына иллюзию его присутствия. Впрочем, сама виновата, не последовала совету умудренной жизнью подруги. Надо будет замки поменять. Раз он так со мной, и я с ним соответственно обращаться стану.
Увы, в тот же вечер меня ожидал еще один удар, и гораздо более ощутимый.
Только я уложила Тошку и собиралась излить свои горести в сочувственное Дуськино ухо, раздался телефонный звонок, решила, что это она и есть или Михаил с объяснением своего замечательного сегодняшнего поступка. Но, видимо, интуиция моя в тот день впала в летаргический сон.
В трубке послышался голос Ирины — жены Мишиного сослуживца Глеба. С этой парой мы изредка общались семьями.
— Катюша! Я в полном шоке! — с места в карьер начала она.
— А что у тебя случилось?
— Не у меня, а у тебя! Это же дикость какая, что Миша ушел! Не можешь себе представить, как я тебе сочувствую!
Ну вот и началось! Нас уже обсуждают! Видно, Миша решил не скрывать своего ухода. Действительно, дикость! Охота ему выставлять наши отношения напоказ! Как-то не по-мужски, да и на него не похоже: он по натуре замкнутый и скрытный.
Ирина тем временем взахлеб тарахтела дальше:
— Мне когда Глеб сказал, чуть в обморок не упала! Совершенно неожиданно! И, главное, на кого променял! Тебя — красавицу на эту финтифлюшку. Палка, палка, огуречик и два прыщика заместо бюста! Ну совершеннейший бред! Я еще когда они к нам домой заходили... Тогда еще ему говорила: «Ну ты дурак! Куда твои глаза глядят? Катька у тебя такая аппетитная женщина, и умница, и хозяйственная. А ты с какой-то задрыгой синюшной недокормленной! Тьфу! Тля зеленая! Если лицо не нарисует, и не разглядишь! Со стенкой сливается. И дура к тому же набитая! Всю дорогу молчит!» Так Мишка твой на меня разобиделся, оскорбился. Не твое, говорит, дело. А как же, Катя, не мое? Они с Глебом дружат. Значит, он теперь к нам станет с ней приходить и мне общаться с этой немой тлей придется. Вместо тебя! Скажи, удовольствие!
Теперь в полном шоке пребывала я. Получалось, он таки ушел от меня к другой женщине. И это не она дура, а я, коли ничего не заметила, не почувствовала и не поняла! Выходит, жила то ли в полной анестезии, то ли под гипнозом. Ну ни сном ведь ни духом! А их отношения явно не на прошлой неделе начались. И к уходу он тщательно подготовился. И до ухода уже начал водить ее с собой в гости! То есть эта, другая, уже получила как бы полуофициальный статус. Прелесть какая!
— Ира, а когда же он к вам ее приводил? — Я решила выяснить ситуацию до конца.
— Да месяца два назад, — с уверенностью отозвалась та.
— И ты мне ничего не сказала?
Ну и сволочь! А еще сочувствующую подругу из себя корчит.
Вопрос мой немного ее смутил. Тем не менее она весьма бойко откликнулась:
— А зачем говорить. Я считала, что ты и так знаешь. Другие-то все знали. Я как раз думала: «Вот мудрая женщина, делает вид, будто ничего не замечает». Самое дальновидное в таких ситуациях. Мужик перебесится и вернется. А скажи я тебе, вынуждена была бы отношения с ним выяснять, и семья бы из-за меня разрушилась. Нет, я в чужие дела не лезу.
Слушать мне ее было омерзительно, однако определенная логика в ее жизненной позиции прослеживалась. Вероятно, узнай я что-нибудь подобное про ее Глеба, тоже не стала бы закладывать. Пускай сами разбираются.
Но раз уж Ирина мне позвонила, использую ее в своих целях по полной. Мы же с Дуськой думали про информатора. Так вот он, сам в руки бежит. И потом, как же иначе. Она от своего личного сочувствия кайф ловит, должна же и я получить свою долю сатисфакции!