— Я почему спрашиваю вообще? Был сегодня в кафе и там мне попался крайне интересный молодой человек. Вот маленькая копия тебя, клянусь! Потому и… кхем, — «заподозрил тебя в отцовстве» осталось висеть в воздухе, — у меня и фото есть.
Интерес оказался сильнее желания держать супруга в своих объятьях. Том даже приподнялся. А когда Гарри открыл галерею и показал сделанное сегодня фото, стало ясно — тот не приукрашивает. В самом деле маленькая копия. Были бы у него детские фотографии и поставили бы их рядом с этой — отличия были бы минимальными.
— Ненароком подумал, что у меня мозги промёрзли на этом кошмарном холоде, — признался Гарри, а после улыбнулся, — зато теперь могу представить, каким ты был в его возрасте. Фотографий себя в молодости у тебя всё равно нет. Уверен, ты был тем ещё сердцеедом.
Том задумчиво хмыкнул и приблизил кадр на лицо парнишки.
— Такой серьезный. Смотри, форма носа, посадка глаз, скулы, совсем другие. А цвет глаз, присмотрись, они же голубые. Нет насыщенной синевы. И не смей говорить сейчас, что я нарцисс.
— Ты сам это сказал, — хихикнул Гарри, — но знаешь, разглядывать его до таких мелочей мне было некогда. Да и палевно. И всё равно, если смотреть на общий план, без деталей… он очень похож. Я вообще боялся, что у меня крыша поехала.
Том перевёл взгляд на супруга, что в миг утратил всё веселье. Он стал переживать. Догадки о чём именно — были, и мужчина решил перевести всё в шутку:
— Ну вот, душа моя, идеальный вариант. Молодой, красивый. Чем не возможность махнуть ручкой и влюбиться в милого мальчика с моим лицом?
— И зачем оно мне? — с недоумением посмотрел на мужа Гарри.
— Ну как же, — хохотнул Том, — ты ведь хотел идти по моим стопам.
— Иди в жопу, Реддл! — в наигранным возмущением воскликнул Гарри, а после уселся на его колени. Прижался к тёплому, родному телу ближе, обхватил руками лицо и поцеловал несколько раз в нос. — Ну серьёзно, — голос наполнился лаской, — мне нужен только мой папочка. Которого я сам соблазнил и добился.
Папочка.
Как давно Том не слышал к себе это обращение? А сколько приятных воспоминаний было в одном только слове… Он обхватил своего драгоценного супруга за бедра.
— Значит, будешь до самого конца любить старика?
— Пока кто-то из нас не станет вдовцом, — пообещал Гарри, нежно улыбаясь и зарываясь рукой в посеребрённую макушку. А потом и вовсе оттянул голову назад, чтобы коснуться губами оголённой шеи.
— Охох, что это моя Карамелька делает? — с усмешкой спросил Том, а у самого руки спустились к сочной попке.
— Берёт своё. Ты против?
— Когда я был против твоих затей?
— Когда мы пошли проверить твоё здоровье. Помню, как ты выёживался, — подколол Гарри. Тот момент он запомнил надолго. И припоминать не устанет.
— Хорошо, перефразирую, — закатил глаза старший супруг, — против твоих игрищ.
— М-м, люблю, когда ты податливый. Так и взял бы тебя, если бы завтра отдыхали, — коварно облизнулся Гарри, — или лучше отставить это, когда домой приедем?
— Половину дня мы отдыхаем, — сообщил приятную новость Том, совсем не против сегодня и расслабиться, и получить удовольствие от своего мальчика.
Не только для него была заготовлена роль ублажателя. Гарри всегда был горяч в активной роли, о чём Том долгое время умалчивал, думая, что это ущемляет его достоинство. А когда осознал сей бред тех мыслей — признался и полюбил себя в пассивной роли.
— Бери, пока горячее…
Едва он успел договорить, как младший-Реддл набросился. Словно голодный хищник. Жадные ласки обрушились на тело, пальцы жадно касались, сжимали и гладили, принося разные ощущения, а горячие, влажные поцелуи до мурашек возбуждали Тома и полностью стирали из головы посторонние мысли. Только его любимый мальчик, ставший прекрасным, опытным мужчиной. Только он один. На его несдержанность Том отвечал мягкими касаниями. Не за чем было отвечать с той же пылкостью.
От халата они быстро избавились, как и от нижнего белья, и Том приглашающе раздвинул ноги.
— Любуйся, душа моя. Теперь там снова всё гладко.
— И полюбуюсь, и попробую, — пообещал тот, спускаясь ниже, и без прелюдий обхватил губами набухающий член. Гладкая кожа была более чувствительной к прикосновениям, отзываясь мини-бомбами во всём теле.
Отец Гарри не раз намекал, что ближе к сорока годам Том забудет, что такое секс. Часики-то тикают. Чем очень раздражал любимого. И немного Гарри. А потому они вместе злорадствовали и теперь подкалывали Джеймса, открыто заявляя, что сексуальная жизнь у них цветёт и пахнет. Папочка всё также горяч и в полной боевой готовности.
Гарри ублажал его со всей страстью, получая от процесса не меньше удовольствия. Том его не перехватывал, не пытался толкаться в глотку — отдал себя полностью в руки младшего супруга.
— Смазка далеко?
— У меня в сумке, сейчас, — прошептал Гарри. Как чувствовав, что стоит взять её с собой, пусть даже перспектив использования не предвиделось.
Вернувшись обратно с флаконом, он снова принялся за дело, подключив влажные пальцы к процессу.
Сколько раз Гарри его стимулировал? Сколько раз он добровольно отдавался? А ощущения всё равно, как в первый раз. Не тот свой, пробный, а именно с возлюбленным, с его подготовкой, его пальчиками, что разрушили железный принцип: «ни одному мужчине не дам в зад» и открыли новый мир удовольствия. Свою жалкую попытку стимулирования с помощью анальной пробки Том и вспоминать не хотел — и смех, и грех.
Сейчас два удовольствия, как спереди, так и сзади, смешивались в замечательный коктейль, бьющий по мозгам не хуже алкоголя.
— Люблю, когда ты так стонешь.
— Любишь результат своей работы, — тяжело улыбнулся Том и вновь зажмурился, вновь откинул голову назад, чувствуя каждый пальчик супруга внутри себя, и его горячий рот, благодаря которому тело бросает в жар.
— Конечно. Приятно видеть, как любимый кончает в твоих руках, — с ноткой самодовольства ответил Гарри и сменил позицию — выпрямился, пристраивая головку члена к влажному, разработанному входу. Том невольно сжимался и это было так… забавно. И мило. Гарри усмехнулся, немного надавливая и осторожно проникая только по головку.
— Чёрт, — со свистом выдохнул и облизал пересохшие губы. Не хватало воды. И прохладного воздуха, — не спеши только, душа моя.
— Хорошо, родной, не буду, — пообещал Гарри. По себе знал, каково оно, когда любимый не сдержан, а ты по каким-то причинам не можешь поддержать его в этом, — не напрягайся.
Именно теперь в ход пошла осторожность. Как в самом начале, совершив натуральное нападение на супруга, будто полгода не вступал с ним в сексуальный контакт, он больше не смел себя вести. Он входил осторожно, лаская правое колено мужа, и говорил, не переставал говорить:
— Том. Боже, Том… люблю тебя, родной. Как же я люблю тебя. Ох… как же в тебе хорошо, Господи… Всё ещё остались в твоей голове мысли о «смене любимого человека»? Вот и правильно. Потому что ты самый лучший. Самый прекрасный, самый умный, самый красивый, самый сексуальный, самый-самый что ни на есть мой и только мой. Я скорее убью себя, чем изменю тебе. Сама судьба связала нас в том лифте. А потому мы будем вместе. Всегда будем, родной. Люблю…
Только Гарри мог смешивать в своём признании серьёзность, страшные слова и забавность. И весь этот коктейль для Тома. Он взял своего мальчишку за руки и потянул на себя — от того его член вошёл ещё глубже, вырвав стон у обоих.
— Ромео ты мой, — усмехнулся мужчина, кладя руки супруга себе на грудь, — исполняй уже свой супружеский долг.
В глубине души, рядом с Томом Гарри по-прежнему оставался мальчишкой, который непременно сделает то, что ему скажут, и постарается в лучшем виде. Потому что это его мужчина, его любимый человек, которого он никогда не посмеет разочаровать, подвести или оставить неудовлетворённым. Кого бы ни встретил на своём пути.