— Так это были вы? Значит, я все-таки нашел тебя? — внезапно перешел на "ты" незнакомец. И спохватился: — Я - Олег. А ты? А то вдруг я тебя снова потеряю, так хоть знать, кого ищу.
— А ты не теряй больше, — засмеялась Татьяна. — А вообще-то я Таня.
Парнем Олег оказался очень веселым и компанейским. Обаяние перло из него в разные стороны. И с виду симпатяга, и деньжата водились, и девки от него были в полном восторге. И ухаживал очень красиво, так галантно и романтично, как в женских романах: цветы, рестораны, комплименты, принародные объяснения в любви… И, самое странное, замуж Тане предложил идти сразу, не раздумывая. И она почти согласилась, да что-то мешало, где-то под ложечкой ныло что-то: не спеши, не твое это, ой, не твое…
И впрямь оказалось не ее. Во-первых, дикая влюбленность в Таню не мешала Олегу одаривать любовью других дам. Что обиднее всего, не всегда дамы были достойными Тани соперницами. То есть западал, как говорится, на все, что шевелится. Во-вторых, с законом у Олега были явные проблемы, похоже, не дружили они с детства. Не зря Таня не стала откровенничать о своем житье-бытье, ох, не зря… Олег так и остался в полной уверенности, что Таня работает диспетчером на станции техобслуживания. В общем, три месяца бурного романа пронеслись, как один день, когда Олега вдруг поймали "на горячем" во время угона очередной иномарки. Вот вам и романтика…
***
Настроение — хуже не бывает. Тоска заела, проблемы набили оскомину. Грустно, скучно, одиноко… Никто не признается в любви, никто не дарит подарков, никто не стремится доставить наивысшее наслаждение молодому здоровому организму…
Таня все чаще стала мысленно возвращаться в те далекие, но такие счастливые два года семейной жизни, когда она считала, что любит Дрибницу, когда мысленно благодарила его за похищение. С ним было так спокойно и уютно. И пусть он плохо целовался, но с остальным-то проблем не было, все остальное он научился делать отлично… А самое главное — он ведь действительно любил ее. Кто еще мог бы расплакаться от обиды на то, что не оказался у нее первым? И то была не обида от потери первенства, а боль утраты, настоящая боль. В ту минуту у него разорвалось сердце. И ревностью он заболел от того же, от невероятной, несусветной, сумасшедшей любви к ней. Так любил ее только Лешка…
Наверное, Лешка и сейчас ее любит, но Таня никогда не позволит себе быть с ним. Никогда… Да и разве она любит Лешку? Если и испытывала к нему когда-то теплые чувства, то они уже в далеком прошлом. Теперь Лешка для нее — просто друг. Самый близкий, самый надежный друг. Да ведь и она для него наверняка уже не та капризная девчонка, по которой он когда-то сходил с ума. У него замечательная дочь, хорошая жена. И пусть он не испытывал по отношению к супруге особо пылкой, болезненной страсти — нужна ли она вообще, та страсть? Она лишь мешает жить, обжигает души ревностью. А Ольга у него — хорошая спокойная женщина, великолепная хозяйка и замечательная мать. Мать маленькой Танюшки, Татьяны Алексеевны Карповой. И уже за одно это Лешка ее любит, не может не любить. Так что все правильно, хорошо, что Таня в свое время отказалась выйти за Лешку замуж — она наверняка испортила бы ему жизнь. Хорошо и правильно для них обоих — иначе не было бы у Лешки любимой дочери, не было бы замечательной жены, которую он любит, даже если сам этого не понимает. Иначе не было бы у Тани тех замечательных двух лет с Вовой, самых замечательных, как оказалось, во всей ее жизни, когда она на самом деле была счастлива, только, глупышка, совершенно не понимала этого. И теперь до самого последнего своего вздоха ей предстоит жить тем, прошлым, счастьем, ежедневно, еженощно вспоминая Вовкины, а не Лешкины руки, Вовкины, а не Лешкины признания в любви. Лешка — самый замечательный друг, брат — нет, гораздо больше, чем брат. Но с полным основанием любимым мужчиной Таня могла назвать лишь Дрибницу — глупого, влюбленного, жестокого и еще раз глупого Дрибницу.
А кто еще был в ее жизни? Облезлый Андрюша? Журналист недоделанный, дешевка! Или Олег — дамский угодник и обыкновенный уголовник. И все. Больше никого у нее нет. Подруги предали, она им отомстила. Худой вроде бы любил, но ему она тоже отомстила. Да и любовь его ей не была нужна. Да и можно ли говорить о любви, когда он так спокойно наблюдал за издевательствами Дрибницы?! Где-то он сейчас, тот Худой? Больше у нее нет друзей. Она отомстила всем своим обидчикам, никого не оставила без наказания. Но почему-то так пусто на душе, нет долгожданной радости от свершившейся мести. Когда-то Дрибница сделал ей очень больно. Очень. Он издевался над ней целый год, до тех пор, пока она не потеряла ребенка. Это был страшный год… И она отомстила обидчику за все.
Но почему ей так плохо? Почему все чаще она вспоминает прожитые годы, почему все чаще ищет оправдания Дрибнице? И, что самое непонятное, все чаще их находит. Он просто слишком сильно любил ее, слишком сильно… Но не из-за этого он сошел с ума от ревности, совсем не из-за этого… Оказывается, первая жена наставила ему таких рогов, устроила ему такое… Но Таня узнала об этом только после Вовкиного исчезновения. Только тогда Чудаков позволил себе открыть страшную правду о Любке. И Тане стало так жаль Дрибницу, искренне, неподдельно. Как представила, каково ему было увидеть свою жену, пусть постылую и никогда не любимую, но жену — голой среди оравы голодных мужиков… Бедный, бедный Вовка! И пусть он никогда не любил Любку, но увидеть такое собственными глазами?.. Да еще в присутствии Сашки Чудакова и деловых партнеров?!! Да еще и с его патриархальными взглядами?! Потому и сошел с ума от ревности, каждую минуточку ожидая подвоха от Тани. Глупый…
Как же он не понял, что Таня-то не такая, не разгадал, что она давным-давно с ним счастлива, что только по инерции притворялась капризной и взбалмошной, а на самом деле уже и не хотела видеть рядом с собой другого мужчину, даже представить себе не могла, что Вовкино место может быть занято кем-то посторонним. Глупый, глупый Вовка! Испортить все как раз в самый замечательный момент! Ведь еще чуть-чуть, и Таня окончательно поняла бы, что любит его, а поняв, непременно сообщила бы ему об этом. Может, и не открытым текстом, но уж непременно нашла бы возможность продемонстрировать ему свои истинные чувства. И именно в этот момент он словно с цепи сорвался. Странная нелепость — почему не раньше, почему не позже? Почему именно тогда, в тот момент, когда Таня была на волосок от любви? На волосок? Или уже любила? Да полноте, конечно, любила! Ведь именно от любви и было так больно. Именно от любви и мечтала отомстить, потому что он не понял, не принял ее любви. А теперь…
Что теперь?.. Можно ли простить то, что ей довелось вынести? Когда-то давно она не простила Лешке одну-единственную пощечину. А теперь готова простить Вовке такие издевательства?! Да, готова. Готова!!! Потому что Лешкина пощечина не была оправдана ровным счетом ничем. А у Вовки, как ни крути, были весьма веские причины. Уже одним тем, что не досталась ему девственницей, Таня дала ему повод для ревности, но это такие мелочи, такие глупости по сравнению с тем, что творилось в его голове после Любкиного вероломного предательства! Каково ему, такому странно-неиспорченному, глупо-наивному в любви, было в душе? И он ведь никогда не делился с Таней своими переживаниями, носил их глубоко в себе. Но не забыл, Таня точно знала — не забыл, не мог Дрибница так просто забыть тот страшный день! Дурачок — ему бы открыться, поговорить, рассказать ей о том кошмаре — глядишь, все вышло бы совсем иначе… А он…
Глупый, глупый Вовка! Что ты наделал?! Что натворил?! И что теперь со всем этим "наследством" поделаешь?! Разве может теперь служить оправданием тот факт, что после больницы он совсем изменился, что никогда больше не позволил себе поднять на нее руку. Мог кричать, психовать, швырять хрустальными пепельницами в стены, когда Таня выводила его из себя своим бесконечным ледяным равнодушием (показным, Вовка, милый, показным!), но никогда, НИКОГДА не позволял себе даже просто замахнуться на нее. Почему? Он понял. Просто он все понял. Что Любка — это Любка. Что Таня — это Таня. И нельзя, категорически нельзя ставить их в один ряд, нельзя по Любкиным поступкам мерить Танины. Понял. Но понял поздно. Поздно? И что теперь? А теперь она одна. Одна, одна на всем белом свете. Таня тихонько заплакала…