Мой взгляд падает на его рот, когда я говорю ему:
- Хочу, чтобы кто-нибудь услышал, как мы трахаемся.
Его зрачки расширяются, отражая в себе неон, он хватает мои бедра сильнее, прежде чем начинает жестко вбиваться в меня, при этом наша кожа начинает издавать хлопающие и хлюпающие звуки. Он рычит при каждом соприкосновении наших бедер.
Кто-то стучится в дверь, подобрав идеальное время. Она закрыта, но если они войдут, то услышат удары нашей кожи, увидят мои ноги на бедрах Анселя, и мое платье, свисающее на мне, пока он трахает меня.
- Быстрее. - Вскрикиваю я - громче, чем вероятно должна - откидываясь назад и хватаю кран. Моя кожа ощущает холод металла, моя кожа раскраснелась, и стала влажной.
Я так наполнена, тянусь и опускаю ноги. Его тело идеально подходит моему, как внутри, так и снаружи, выступ его таза задевает мой клитор при каждом толчке. Ощущение тяжести возрастает в животе, становясь, все горячее и горячее, пока я не откидываю голову назад, громко издаю стон и кончаю, теряясь во всем, но мой организм пытается втянуть его, пока я рассыпаюсь на кусочки вокруг него. Спустя мгновение, он следует за мной, его движения становятся хаотичными и неистовыми, затем потихоньку затихают, а он кончает с глухим стоном в мою кожу.
***
Вечерний ветерок треплет мои волосы за спиной, а их кончики щекочут мой подбородок, в то время как запах хлеба и сигарет долетает до нас с кафе, мимо которого мы проходим по пути к метро.
Оглядываюсь через плечо на ряды припаркованных мотоциклов у тротуара.
- Где твой байк? - Интересуюсь я.
- Оставил его дома, - просто отвечает он. - До того, как отправился к тебе. Хотел, прогуляться с тобой. - И он говорит это не для того, чтобы увидеть мою реакцию, поскольку, когда я резко перевожу глаза на него, он даже не смотрит на меня. Мы не говорили об аварии сегодняшним вечером. И он ясно показал мне, что никогда не будет давить, так как делала мой отец, который подарил мне велосипед на мой первый день рождение после того, как я выписалась из больницы, и неоднократно предлагал мне снова сесть "на коня". Искренность Анселя по-прежнему застает меня врасплох. Как правило, я мучаюсь, пытаясь сказать что-либо - беспокоясь, смогу ли я вообще произнести это вслух - в то время как Ансель никогда не фильтрует свою речь. Слова сыплются из его рта-цвета-леденца без каких-либо раздумий. И мне интересно, всегда ли он такой неосторожный, со всеми ли он такой?
Самая оживленная часть дня пришла и ушла, но нам все еще посчастливилось найти сиденья рядом друг с другом. Мы сидим бок о бок в переполненном поезде, и я наблюдаю за своим отражением в окне напротив нас. Даже в отражении грязного стекла и под резко мелькающими флуоресцентными лампами невозможно не заметить то, насколько он прекрасен. Это не то прилагательное, которое я обычно использовала при описании внешности парня до этого момента. Но, как только я смотрю на его угловатую челюсть, на его четко-выраженные скулы, которые уравновешиваются его нежным, практически женским ртом, то это единственное слово, которое приходит мне в голову и, которое соответствует ему.
Он ослабил галстук, расстегнув верхние пуговки, при этом открывая треугольник гладкой, загорелой кожи. Распахнутый ворот рубашки обрамляет его длинную шею, открывая часть соблазнительной ключицы, и заставляя меня задуматься о том, почему я никогда не думала, как могут быть сексуальны ключицы.
Словно почувствовав мой взгляд, глаза Анселя прослеживают мелькающее пятно с другой стороны окна и в нем встречаются со мной взглядом. Наше отражение раскачивается при движении поезда, но Ансель все еще наблюдает за мной, небольшая, понимающая усмешка пересекает его губы. Как это возможно, сидеть так спокойно, в молчании, когда около часа назад он был внутри меня, а мои руки начали потеть, когда пальцы хватались за кран в качестве опоры?
Больше людей садятся в поезд на следующей остановке. Ансель встает, уступая место пожилому джентльмену с тяжелыми сумками в каждой руке. Они обмениваются парой слов по-французски, ничего из этого не понимаю, а затем, Ансель встает передо мной, подняв правую руку и ухватившись за перила, которые привинчены к потолку.
Мне открывается непревзойденный вид на его тело и перед брюк. Ням-ням.
Смех группы девушек привлекает мое внимание, которые сидят через несколько рядов от нас. Скорее всего, они - студентки, и смею предположить, что они на несколько лет моложе меня. Слишком взрослые для старшей школы, они определенно учатся в университете. Они сидят с прижатыми друг к другу головами, а причина их тихого хихиканья и наивных пристальных взглядов являются, я определенно знаю, что. Или, точнее, кто.
Поднимаю глаза на него, а он смотрит на старичка, слушая его и не обращая внимания на злобные взгляды, брошенные в его сторону.
И, конечно же, я не виню их. Если бы я увидела Анселя в поезде, уверена, я бы сломала себе шею в попытке рассмотреть его по лучше, и теперь, та ночь, когда я увидела его в баре Вегаса, кажется, будто была в другой жизни. В данный момент, я хочу поблагодарить ту себя, за то, что сделала и сказала что-то, что привлекло внимание Анселя в начале и - благодаря какой-то невидимой силе или же алкоголю, чего я до сих пор не понимаю - до сих пор привлекает. Иногда, думаю, что та-я-из-прошлого - просто гений.
Его голос низкий и мужественный, когда он смеется над чем-то, что сказал мужчина, и да поможет мне Бог, его ямочки снова в силе. Немедля, я осмотрелась вокруг, как ревнивая подружка - жена - которой я стала, и, конечно же, каждая девушка в этой стайке, расширила глаза, раскрыла рты и чуть не грохнулась в обморок.
И хотя я абсолютно ничего не говорила, мне становится интересно, что если бы каждая моя мысль проектировалась, на экран над моей головой. Потому что именно в этот момент Ансель решает посмотреть на меня, во взгляде нежность и теплота, он тянется к моей нижней губе и проводит большим пальцем по ней. Собственнические искорки вспыхивают в моей груди, и я поворачиваю голову, целуя его ладонь.
Ансель начинает сиять, когда поезд останавливается на нашей станции. Он берет меня за руку, я встаю и мы выходим из вагона, его рука оказывается на моей талии, как только мы ступаем на платформу.
- Ты освободился с работы пораньше, - говорю я.
Он смеется.
- Ты только что поняла это?
- Нет. Ну... да. Я не думала об этом до этого. - То, что он говорил про его босса и о его работе разносится эхом в моей голове. - У тебя не будет проблем?
Он пожимает плечами, в своем стиле, непринужденно и свободно.
- Я могу работать дома, - отвечает он. - Я прихожу раньше всех, и даже если уйду пораньше, как сделал сегодня, то я до сих пор работал полный день. По четырнадцать часов. Они собираются урегулировать это.
Но, очевидно, что это только в планах. Ансель целует меня нежно, когда мы входим в квартиру, а затем он направляется к столу и загружает свой лэптоп. Как по команде, его телефон начинает пиликать, и он пожимает плечами виновато, прежде чем ответить.
- Âllo?
До меня доносится хриплый мужской голос, а затем, вместо усталого заработавшегося выражения, появляется счастливая улыбка на лице мужа.
- Эй, Оллс, - приветствует он. - Ага, мы дома.
Машу ему, что бы он передал привет от меня Оливеру, и затем ухожу в комнату, прихватив с дивана книгу и закрыв за собой дверь, предоставляя ему уединение.
Кровать - широкая и идеальная, ложусь поперек нее, развалившись, словно морская звезда. Звуки улицы, запахи хлеба и жареного чеснока достигают меня, проникая в мои чувства, пока пялюсь в книгу, лениво размышляя о том, что бы мы могли соорудить на ужин. И, конечно же, я не могу сфокусировать ни на одном слове в книге.
Частично из-за улыбки Анселя, которая всплывает перед моими глазами, или из-за того, что его голос звучит - так низко, облегченно, расслаблено - совсем отличается от того, каким я слышала его в последние несколько недель. Даже притом, что между нами нет неловкости, и мы только что провели самый удивительный вечер вместе, он - все еще самую малость сдержан со мной, и замечаю я это только сейчас во время его разговора с лучшим другом. Прямо как я с Лолой или Харлоу: без сдержанности и без фильтра. Слушаю его голос через дверь, желая поглотить его бархатную гладкость, его грудной смех. Но затем, он резко прочищает горло, и его голос падает до шепота: