Вместо этого я позвал:
— Дженни. Ты потеряешь свой меч, если не будешь осторожна.
— Хорошо, — ответила она, отбирая меч у Дотти. — Сейчас мы должны увидеть собачек. Шей хочет познакомиться со щенками.
Я взглянул на Шей, приподняв бровь.
— Она продержит тебя здесь весь день, если не будешь осторожна.
— У вас так много щенков? — спросила она со смехом. — Спасибо за беспокойство, но ты не обязан меня спасать. Не от твоей маленькой дочки. Она настоящая милашка, Ной.
Я мог бы ее поправить. Мог бы упомянуть, что Дженни моя племянница, а я ее законный опекун, и у меня нет жены, ждущей меня дома. Что ничего из этого не произошло обычным образом.
Но опять же, все, что я мог делать, это смотреть, как Дженни вприпрыжку бежит к собачьей площадке с Шей рядом. И вот я был здесь, думая, что много лет назад выбил из себя худшую часть своей застенчивости только для того, чтобы Шей с ревом вернула ее обратно.
Раздраженно покачав головой, я изучал коз.
— Убило бы кого-нибудь из вас немного грубости или агрессивности? У вас нет проблем делать это во время йоги. Ты съела шляпу той женщины на днях, Лейси, но теперь ведешь себя хорошо? Это какая-то очень удобная чушь.
Козы заблеяли в ответ на мое возмущение.
Я сорвал бейсболку с головы, провел ладонью по лбу и зашагал через поле. Я прекрасно понимал, что мог бы вернуться к работе и оставить Дженни и Шей гулять с собаками. Мне не нужно было вертеться рядом, руководить. Дженни хорошо знала ферму, а Шей… ну, мне было плевать на Шей.
Ладно. Это было неправдой, но я предпочел это альтернативе.
Когда добрался до собачьей площадки, первым, что поразило меня, был звук смеха Дженни. Такой глубокий и заразительный, из тех, что исходили из глубины души и вызывали улыбку на моем лице всякий раз, когда я его слышал. Она не часто так смеялась. Вообще почти не смеялась.
Я нашел Шей у забора, пара старых золотистых ретриверов обнюхивала ее карманы. Велика была вероятность, что у нее там припрятана еда. Удивительно, что козы не добрались туда первыми.
— Можно ли собакам есть рогалики? — спросила она сквозь смех.
— Совсем чуть-чуть, — сказал я ей.
Шей наблюдала, как Дженни разламывает рогалик, который берегла с черт его знает с каких пор, на кусочки, и кормит собак с ладони. Несколько других собак кружили, обнюхивая новоприбывшую и принимая почесывания головы, которые она раздавала. Большинство из них довольствовались тем, что нежились на солнышке, другие выглядывали из будок. На этом собачьем загоне не так уж много места для пробежек.
— Ной, — начала Шей, указывая на старичка, прислонившегося к ее ноге, — когда ты приобрел всех этих животных? Я не помню, чтобы у вас, ребята, было, — она махнула рукой в сторону дюжины или около того собак, — что-нибудь подобное раньше.
— Мы держим их здесь, чтобы они не умерли, — ответила Дженни, все еще сосредоточенная на раздаче кусочков рогалика.
Шей состроила мне гримасу «что, черт возьми, это значит?».
Я вгляделся в бараки, где жили некоторые из рабочих фермы. Это проще, чем установить зрительный контакт с Шей.
— Мы принимаем пожилых собак, которым трудно найти дом. Даем им удобное место, чтобы они могли доживать свои дни. — Я кивнул подбородком в сторону барака. — Парням нравится, когда рядом есть собаки.
— И у нас еще есть куры, — сказала Дженни, — но они тупые дебилы.
— Имоджен, — закричал я. — Мы только что говорили о том, что нельзя называть кого-то тупым, и ты знаешь, что другое слово неприемлемо.
Дженни бросила взгляд в сторону Шей и понизив голос, сказала:
— Но они не умные.
Шей прижала костяшки пальцев ко рту и подавила смех, что вызвало смех во мне. Мне пришлось отвернуться, прочистить горло и мысленно посчитать расходы за этот месяц, чтобы сдержать смех.
Когда повернулся назад, Дженни была на другой стороне загона, пытаясь выманить древнего бассет-хаунда из будки. Если только у нее не было свиной отбивной в одном из карманов, я знал, что эта собака никуда не выйдет.
С другой стороны, было совершенно не исключено, что у Дженни не было под рукой свиной отбивной.
— Чего ты не делаешь? — спросила Шей. — Когда ты спишь?
— Нечасто. — Я кивнул в сторону Дженни. — Меньше с тех пор, как она появилась.
— Держу пари, — пробормотала Шей.
Еще один момент молчания установился между нами, когда мы смотрели, как Дженни играет с собаками, и меня бесконечно расстраивало, что Шей все еще может стоять тихо и безмятежно наблюдать за миром. Если бы она испытала хоть каплю моей неловкости, это сделало бы мой гребаный день лучше. После всего этого времени я чувствовал, что заслужил это. Я не мог быть здесь единственным, кто пытается связать слова воедино. Не мог быть единственным, у кого вспышки жара поднимались вверх по шее и вокруг кончиков ушей. Это не могло быть лишь моим страданием.