- Ты не мог бы сходить посмотреть?
- В амбаре?.. - Он долго не мог остановить смех. - Продолжай, это забавно! С Ким?.. Я еще удивлялся, куда это вы оба запропастились. А мы-то дали вам лучшую кровать!
"Очень забавно!.." Он вернулся через добрых пять минут.
- Я нашел его, Серж. Он раскрылся, и несколько листков выпали, но я их все собрал.
- Спасибо. Не мог бы ты прихватить его?..
- Знаешь, ты подал мне мысль, я должен поговорить с Николь. Мы делали это практически везде, но в амбаре - ни разу.
- Я зайду в ваш офис и заберу его сегодня вечером.
Потом я позвонил Декампу. Но он уже уехал в больницу. Я позвонил ему снова в час дня из офиса.
- Мне было бы гораздо спокойнее, если бы ты зашел и осмотрел ее.
- Сегодня?.. Посмотрим, дорогой мой, сегодня... Я только что из отпуска. Приехал три дня назад и... Какая у нее температура?
- Тридцать восемь и два.
- Ладно, если хочешь, я заеду после обеда.
Он появился и десять вечера, загоревший, жизнерадостный, и принес с собой ветер в семь баллов. Едва переступив порог, он начал рассказывать о своем круизе.
- Мы попали в шторм в открытом море! (Я чуть было не поехал с ним, но Ким не любила парусников, а мне не хотелось оставлять ее одну на две недели.) Ну, что случилось с нашей девочкой?
Ким улыбнулась, когда он вошел в спальню. Роже мог исцелить больного одним рукопожатием. Измеряя давление, он говорил так громко, что я едва услышал телефонный звонок, которого давно ожидал. Я ушел в кабинет и закрыл за собой дверь.
- Садовник перебрал все сено граблями, - сказал Сторк, - но ничего не нашел.
- Ты уверен?
- Я был вместе с ним - даже не успел пообедать. Завтра мы попробуем еще, при дневном свете. Что это за конверт, опиши точнее.
- Маленький прозрачный. Знаешь, как у филателистов.
- Что в нем было?
- Фотография и прядь волос.
- О, как романтично! Это фотография Ким? Прости, не мое дело. Слушай, ты, наверное, потерял его в другом месте. Со мной один раз тоже такое случилось - где-то потерял обручальное кольцо! Только вообрази. Я его снял, когда пытался подцепить девочку. И знаешь, где оно оказалось?
- На пальце у девочки? - Меня меньше всего интересовала его история.
- Это не смешно, поверь мне. Если такое когда-нибудь случится с тобой... Алло? Ты здесь?.. Я положил его в карман, и оно провалилось за подкладку. Можешь вообразить, что я чувствовал, возвращаясь домой с обеда без обручального кольца!
- На твоем месте я бы забинтовал чем-нибудь палец.
- Именно так я и сделал. Поверь, это никудышная затея. Николь настаивала, чтобы я показал ей рану. Оказывается, она когда-то обучалась на курсах медсестер.
- И что дальше?
- В ту ночь у нас чуть не дошло до развода. В общем...
Я положил трубку на стол и не спеша закурил. Слова Сторка были почти не слышны. Между тем другие слова плыли в моем мозгу. Струйки холодного нота потекли по бокам. "Но это совершенно идиотская идея, - сказал я себе. Если она еще раз появится - оторву тебе голову, честное слово".
Потом я опять взял трубку.
Когда я вернулся в спальню, Деками энергично прощупывал спину Ким. Тут - болит, а тут - не болит.
- Перинефральная флегмона, - объявил он, наконец выпрямившись.
- Это серьезно?
- Ничего страшного. Покормим ее антибиотиками, и все будет в порядке. Он начал писать рецепт.
- Отчего это бывает? - спросила Ким.
- Бог его знает... Какой-то микроб поселяется в организме... Завтра утром пришлю кого-нибудь из лаборатории.
- Когда я смогу вернуться на работу?
- Дней через десять. Ешь побольше йогурта и принимай сульфамиды.
- Роже, у нас зимняя коллекция, сейчас самый разгар, я не могу сидеть тут и вязать десять дней.
Она взглянула на меня.
- Кто это звонил?
- Сторк. Хотел узнать, как ты себя чувствуешь.
Через три дня Декамп позвонил мне утром в офис.
- Слушай, тут кое-какие неясности.
- Что ты имеешь в виду?
- В анализах. Так, небольшая деталь. Но нам лучше все повторить и сделать еще внутривенную урографию.
- Что-что?
- Рентгеновский снимок. Потом я покажу его Годану.
- Но что именно не так?
- Не знаю. Не волнуйся, старина. Возможно, ничего там и нет.
- Но она не ела с понедельника.
- Не волнуйся, говорю тебе. Привези ее в больницу завтра к девяти утра.
Рентген - довольно мучительная процедура. Вас помещают в своего рода пресс и при помощи мехом сплющивают ваше тело до толщины папиросной бумаги. Но Ким держалась превосходно, только ее большие глаза стали еще больше. Она отказывалась быть побежденной.
- Серж, они и дальше собираются меня уродовать? - спросила она, когда мы вернулись в машину. - У меня больше нигде не болит. В чем дело?"
Через два дня, когда Годан осматривал ее, я ожидал в коридоре больницы, зажигая каждую минуту по сигарете. Наконец, Ким вышла, и главный специалист пригласил меня в кабинет.
Это был нетерпеливый и довольно бесцеремонный человек с белыми усами и светлыми глазами, которые делали его похожим на Альберта Швейцера.
- Вы доставили своей супруге кое-какие неприятности, не так ли? Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление... - Он впервые взглянул в мою сторону. - Ну, ладно, уверяю вас, у нее нет ничего страшного. Мы осмотрели ее самым тщательным образом. - Он показал на рентгеновский снимок, лежавший на столе. - Все нормально. Но я беседовал с ней довольно долго. Ваша личная жизнь меня не касается. Но я должен предостеречь вас: ваша супруга отнюдь не столь крепка, как кажется. Примите мой совет: обращайтесь с ней осторожней, если хотите, чтобы она оставалась здоровой. Вот и все. Прощайте.
Он открыл дверь, показывая, что аудиенция окончена. В коридоре мне улыбалась счастливая Ким.
8
И вдруг лето кончилось. Все оказалось поглощено лихорадкой осени. Еще и еще зрелищ, еще и еще денег, еще и еще любви. На Елисейских полях, где в сумерках внезапно зажигались уличные фонари, глаза искали глаза, пустые глаза, в которых горела золотая пыль и отражались изгибы обнаженных женских тел. Канава купил новую машину. Феррер устроил новую выставку портретов под названием "Рельефы". Он изобрел какой-то новый способ печати. Берни, выходя из кабинета босса, выглядел еще ужаснее, чем обычно. Оказалось, наш любимый редактор может потерять работу, если тираж не достигнет полмиллиона - и быстро... внезапно все в газете затрепетали. Волна паники охватила издательский офис, газетные листы летали по воздуху.
Сторк устраивал оргии в Монфоре. Мы ездили туда однажды (Ким сказала, что это может пойти нам на пользу), но продержались недолго - сказалось отсутствие тренировки. В конце каждого дня я все более остро ощущал, что иду по зыбкой тропинке, не внимая природе и противясь жизни, равнодушный к тому, что производило на окружающий сильное впечатление (этот чудесный английский фильм!), слепой к вечным красотам города (однажды вечером я проезжал в такси мимо Лувра и с полным безразличием взирал на сияющие булыжники мостовой), глухой к музыке, которая приводила в экстаз всю молодежь. Но я продолжал существовать. И приказывал сердцу биться, легким дышать, руке писать... "Стремление к убийству стало неотъемлемой частью жизни этой чрезмерно страстной пары. Достаточно было малейшего инцидента, улыбки или, быть может, слез, чтобы раздался выстрел. И никто не мог сказать заранее, кто окажется жертвой, а кто убийцей..."
Я написал очерк о тяжелой жизни жен шахтеров на северо-востоке Франции во время забастовки. (Газета приняла новое направление: "Поверь, старина, они сожрали достаточно грязи, которую мы им подавали из года в год. Ты знаешь, Серж, люди выросли. Они хотят чего-то нового".) Но пока что ради сохранения прежних позиций был проведен почти тотальный опрос на тему "Новый взгляд на супружескую измену". Поскольку ни одна из опрошенных женщин не призналась в неверности мужу, мне пришлось сочинить все самому.