Я погрузил губы в атлас ее шеи, вдыхая нежный аромат и ощущая блаженный покой, которого был лишен в течение поглотивших меня последних двух дней.
- Моя черноволосая, - прошептал я, - обожаю тебя.
Она опять погрузилась в сон, снова пробудилась, на этот раз окончательно, улыбнулась и свернулась калачиком.
- Ты разбудил меня, - пожаловалась она.
Только тут я заметил перемену: длинные черные волосы Ким больше не рассыпались по подушке.
- Ты не сердишься? - Она поднялась на локте, покрутив согнутыми пальцами над тем, что осталось от ее волос. - Скажи что-нибудь. Это только вначале шокирует, а потом ты привыкнешь. И они опять вырастут. Так выглядит гораздо лучше, правда?
- Лучше, - согласился я.
У меня не было сил спорить, хотелось просто заключить мир лет на десять.
- А у меня есть для тебя подарок.
Она вынырнула из-под одеяла в чем мать родила и на четвереньках добралась до стула, стоявшего в ногах кровати. Покопавшись в сумке, лежавшей на стуле, она достала прядь волос, перевязанную черной ниткой.
- Значит, я не потерял их совсем, - заметил я, засовывая волосы в маленький конвертик, к фотографии Ким.
- Очень мило с твоей стороны, что ты так хорошо все воспринял. - Она вернулась на кровать. - Как твои дела?
- Нормально.
- Ты знаешь, золотисто-каштановые тона должны смягчить суровость стрижки.
- Я не против золотисто-каштановых тонов.
- Ты так мило все воспринял. Я боялась, что ты рассердишься. - Она раскинула руки: - Ну, иди же, разбуди меня.
- Нет, сейчас я приму душ и освобожусь от всего этого бреда...
- Какого бреда?
- От статьи. Пока она у меня в голове. Всю дорогу обдумывал. Хочу скорее выложить все на бумагу и забыть.
- А нельзя с этим подождать?
- Нет, нельзя.
- Тогда я сварю тебе кофе. Ты вообще-то спал?
- Потом посплю.
Она "принесла мне кофе в спальню. Даже выпив две чашки, я чувствовал себя разбитым и обессиленным, но как только сел за машинку, клавиши застучали, как одержимые. Я опять выдел старую крепость при свете луны, стога сена в залитой солнцем долине. И девушку, с которой, быть может, был знаком в прошлой жизни, грустное лицо мэра, стоявшего под лампой в холле гостиницы, и дорогу, проходившую за сто десять миль, экс-субпрефектуру с ее ветхими стенами, серый безобразный дом Бонафу, окруженный людьми, томимыми недугами и надеждой, и смерть, крадущуюся между ними с косой в руках. Дом, парк и магнитные поля Хьюстона. И хижину. Но тут я остановился. Я не стал упоминать в своей статье хижину. Пятнадцать страниц были готовы. Вложив их в большой конверт, я оставил его на полу перед входом в квартиру, запер дверь и позвонил в газету, чтобы прислали курьера. После этого я забрался в постель и тотчас погрузился в сон без сновидений.
На этот раз настала очередь Ким будить меня. Ее длинная, созданная для поцелуев шея, склонилась надо мной.
Ким сообщила, что уже восемь вечера, а также что мы должны обедать у Канавы. И уже опаздываем.
- Когда я женюсь на тебе, - пообещал я, - мы положим конец всей этой светской жизни.
- Но ты уже женился на мне.
- Я намерен начать все сначала.
- Ты ничего не рассказал мне о своей истории, - сказала она другим тоном.
- О, это было так поэтично.
Я пошел в ванную, намочил голову и начал бриться.
- Хорошенькая девушка, местное вино, заколдованный дом и таинственный парк - как в волшебной сказке.
- Чушь какая, - сказала она.
Именно так я и думал. Она примерила последовательно трое колготок, и третьи, желтые как лютик, по-видимому, наилучшим образом подошли к ее настроению.
- А что это за девушка? Расскажи. Конечное, она в тебя влюбилась?
- Точно.
- Ее покорила твоя любовь к природе?
- Точно.
- И она готовила приворотное зелье и все такое?
- Возможно. Я не стал выяснять. Ким, а что если мы никуда не пойдем сегодня?
- Ты обещал на прошлой неделе.
- Стоит ли держать свои обещания?
- Может, нам понравится.
Ким была готова. Ярко-желтая юбка с разрезом, нечто вроде блузки горчичного цвета - один из ее сверхмодных костюмов. Новая прическа шла ей; ее глаза сияли, как у королевы, и прислонившись к двери, она держала свою сумочку, как скипетр.
- Может, нам все-таки остаться? - предложила она после долгого поцелуя.
- Мы обещали, - ответил я.
Этот вечер был похож на другие. Народу оказалось гораздо больше, чем мы ожидали. Мало еды и много спиртного. Последняя пластинка "Стоунз", манекенщицы с отсутствующими лицами, огни свечей, отражавшиеся в их глазах, по углам группы мужчин, обсуждавших серьезные проблемы, шестнадцатилетняя девочка, скакавшая от одной группы к другой, немного веселья и чуть-чуть блюза.
- Не пей слишком много, - сказал мне Канава около двух часов ночи.
- Слишком много выпить нельзя, - ответил я.
- Это непохоже на тебя.
Он был прав, и чем больше я пил, тем больше она - Тереза - преследовала меня. Она появлялась повсюду, падала с потолка, выходила из стены, заползала по моей ноге. Я хватался за любой стакан, который оказывался в пределах досягаемости, и вдруг понял, что нахожусь в мертвецки пьяном состоянии. Я ушел в ванную, закрылся и сказал зеркалу:
- Я запрещаю тебе кричать.
- Это не так просто, - ответило оно.
- Притворись кем-нибудь другим.
Зафиксировав в сознании эту здравую мысль, я вернулся в гостиную и стал искать Ким. Наконец ее лицо промелькнуло где-то в толпе, словно луч света. Я начал осторожно пробираться к ней. Это был долгий путь в темном коридоре.
- Забери меня отсюда, - попросил я.
- Мне нужна эта девушка!
Берни яростно опустил свой кулак на мои пятнадцать страниц.
- Мне нужна эта девушка. Мне нужен этот дом с приведениями и этот чудесный... этот шекспировский парк. Мне нужен этот мертвый город с его призрачным собором и извилистыми аллеями. Мне нужны все эти несчастные больные, которые выстроились в очередь у дверей целителя. Но больше всего меня интересует девушка.
- Но что в ней такого интересного?
Он повел носом, словно нюхая воздух.
- Ее аромат. Послушай, читатели по горло сыты грязью. Они получают грязь в каждом номере. Им нужно немного свежего воздуха.
- Но в этой девушке нет ничего свежего.
- Она живет не в нашем веке. Ее нисколько не интересуют бары и модные магазины. Она разговаривает с облаками, она черпает энергию из природы, и у нее есть - как бы это сказать? - что-то вроде "власти" над природой. Ты сам так пишешь. Больше того, ты пишешь, что она хорошенькая. Я дам тебе Феррера.
Марк Феррер был одним из четырех штатных фотографов, получавший более "поэтичные" задания: пастух, ставший убийцей; пекарь, покончивший с собой из-за несчастной любви, засунув голову в печь; директор компании, бросивший бизнес и ставший пчеловодом. Марк, высокий, длинноволосый, сорокадвухлетний вегетарианец, превосходно подходил для такой работы.
- Он и так неплохо работает здесь, - попытался возразить я.
- Решено. Вы отправляетесь туда сегодня вечером. Если устал, закажи место в спальном вагоне. А я тем временем подготовлю твою статью. Введение я уже немного обмозговал. Начало будет на первой странице, и еще две страницы внутри. "Существует ли тайна?.." Как, говоришь, называется это захолустье? Нет!
Он простер руку с вытянутыми большим и указательным пальцами, словно очерчивая в воздухе воображаемый заголовок.
- "Колдовство в век атома: возможно ли это?" Видишь ли, Серж, на самом деле я не верю во всю эту чепуху. Но, к счастью, в нашей истории есть еще и хорошенькая девушка. Может, она ведьма! Может, она натирается колдовскими снадобьями и танцует голая в полнолуние.
- Не так-то просто будет застать ее за этим занятием, - заметил я. Даже с Марком.