– Передвигайтесь мне на спину и держитесь крепче, а я поплыву к берегу, – велел полковник и устремился вперед, уверенно рассекая воду.
На мелководье Сэмюэль встал, подхватил девушку под мышки, вынес на зеленую лужайку, положил на землю и присел рядом на колени. Потом поставил Оливию на четвереньки, скомандовав: «Теперь освобождайтесь от остатков воды». Он шлепал ее ладонью по спине, пока девушка не извергла из себя несколько порций мутной воды и речного ила. Обессилевшая, она подняла голову, намереваясь поблагодарить Сэмюэля, но встретила его яростный взгляд и промолчала.
– Как будто мало мне было раньше с вами хлопот, так на этот раз вы превзошли самое себя. Мозгов у вас меньше, чем у белки. Вам же было велено ни на шаг не отходить от каюты в носовой части судна. За каким дьяволом вас понесло на корму? Вы же могли голову расшибить! Впрочем, это не страшно. Голова-то все равно пустая.
– Вы… все… сказали? – с трудом выдавила из себя Оливия, еще не успевшая отдышаться. Горло саднило, казалось, она проглотила столько листьев и веток, что хватило бы на гнездо крупной птице.
– Дорогая мадемуазель Сент-Этьен, я только начал. Если вы еще раз меня ослушаетесь, я спущу вам брюки и покажу, как охотники на бизонов выбивают шкуры.
– Через мой труп! – взвизгнула Оливия.
– Вы и так едва не стали трупом, – мрачно заметил Сэмюэль. – При вашей страсти постоянно нырять то в пруды, то в реки совершенно непонятно, почему вы научились ездить верхом, но не научились плавать.
– Чтобы плавать, надо обнажать руки и ноги на людях, а это неприлично, – с надменностью принцессы возмутилась Оливия.
– Да уж, конечно, вы – истинный пример соблюдения приличий, – съязвил Сэмюэль. – Достаточно посмотреть, как вы щеголяете в мужской одежде на голое тело, демонстрируя всем свою грудь и задницу.
Оливия возмущенно выпрямилась, отчего под мокрой рубахой особенно четко вырисовалась грудь с острыми сосками. По плечам растеклись шелковистые пряди огненно-рыжих волос, в изумрудных глазах металась ярость. Полковнику хотелось ее поцеловать… или прикончить на месте. В данную минуту подходил любой вариант.
Тряхнув головой, Сэмюэль вскочил на ноги. Лучше сбежать, прежде чем он наделает глупостей.
– Женщины разожгли костер в миле отсюда вверх по реке. Там сегодня разобьем лагерь. Идите туда и обсушитесь, не то простудитесь. Я раздобуду для вас сухую одежду.
Оливия присела на корточки. От злости и растерянности она не нашлась, что ответить, и Шелби ушел. «Наверное, вы правы, Сэмюэль Шелби. Если я могла вообразить, будто влюбилась в вас, у меня и впрямь мозгов меньше, чем у белки». С этой невеселой мыслью она медленно встала и побрела к костру, обещавшему тепло.
Втайне девушка надеялась, что Сэмюэль сам принесет ей сухую одежду, но вместо него явился старый матрос, свалил одежду в кучу на землю и уставился на Оливию крохотными похотливыми глазками, словно ожидая, что она станет переодеваться в его присутствии. Глядя на него, девушка не знала, как поступить. Если пройти за кусты, все равно кто-нибудь будет подглядывать. И Шелби далеко, так что на его помощь рассчитывать не приходится. Оливия решила подождать, пока подойдет лодка, и сменить одежду в каюте. Так спокойнее.
Устроившись возле костра, Оливия благодарила бога за жаркое солнце. Сверху и до талии она довольно быстро обсохла, но сапоги оставались мокрыми и холодили ноги. Тогда девушка сбросила обувь и придвинула ноги поближе к огню.
В таком виде застал ее Сэмюэль, подошедший к костру одним из последних. Его лицо осунулось, рот был сурово сжат. «Видно, еще сердится на меня», – подумала Оливия и решила его игнорировать.
– Вы все еще в мокрой одежде, как я вижу? – резко сказал Сэмюэль и бросил рядом с ней на землю тяжелый узел.
– Не могла же я переодеваться при Жаке! – ответила Оливия, не поднимая головы. – Или вы бы предпочли, чтобы я именно так и поступила? Жак стал бы взимать плату с каждого, кто желает поглазеть, а потом все бы на меня и набросились. – Девушка угрюмо смотрела на лежавший рядом узел, но не интересовалась его содержимым.
– Если бы вы не были так поглощены собой, то могли бы заметить, что все слишком устали, чтобы пялиться на ваши прелести, а тем более на вас набрасываться. Между прочим, двое получили серьезные увечья, когда проходили завал. И Лиса не хочет, чтобы они спали сегодня на земле. Так что на эту ночь мы выселяемся из каюты.
Он говорил бесстрастно, глухим голосом, и поэтому новость показалась особенно неожиданной.
– Вы… вы хотите сказать, что мы должны спать в лагере – вместе? – вскинулась Оливия.
– Если только нет кого-то другого, чье общество вы предпочитаете, – насмешливо проговорил он и широким жестом обвел костры с сидящими вокруг них обросшими, немытыми матросами. – Помнится, вы говорили о каком-то любовнике?
Оливия в ужасе содрогнулась. В эту минуту она ненавидела Сэмюэля, смотревшего на нее сверху вниз с презрительной ухмылкой. Девушку страшила перспектива провести ночь с Шелби. По крайней мере, именно так она назвала охватившие ее чувства. По спине побежали мурашки, и яркий румянец опалил щеки. «Но он же сам говорил, что не хочет меня», – напомнила она себе. Набравшись смелости и гордо вскинув подбородок, Оливия посмотрела прямо в глаза Сэмюэля:
– Полагаю, у меня нет выбора.
– Боюсь, нет, но я позаботился о том, чтобы не ранить вашу чувствительную натуру. Спать на открытом воздухе не придется. Мне надо отлучиться, а вы пока можете поставить палатку. – И Сэмюэль подтолкнул носком сапога тяжелый узел.
– Я? Палатку? – озадаченно переспросила она, поймала в его взгляде презрение и пожала плечами: – Да, конечно, сделаю. А вы где будете? – не удержалась от вопроса Оливия.
– Я помогу Лисе и Сантандару наложить шину на сломанную руку и еще зашить на бедре рану примерно в фут длиной. Кстати, не случалось ли вам выступать в роли медицинской сестры? Ведь наверняка умеете вышивать. Поработали бы своими умелыми пальчиками. Сшивать человеческую кожу наверняка не труднее, чем ткань.
Оливия на секунду представила себя за этим занятием, и ей стало дурно. Девушка побледнела, но крепко сжала зубы:
– Я же сказала, что согласна поставить палатку.
Ее радовало, что ночью они с Сэмюэлем будут как бы отгорожены от чужих глаз палаткой.
Не говоря больше ни слова, Сэмюэль развернулся и отправился на судно, а девушка развязала узел и разложила на земле кусок парусины, моток веревок и короткие дубовые колышки. Палатки ставили себе многие матросы. Оливия это не раз видела, но она никогда не приглядывалась, как это делается. Большая часть палаток уже была установлена, но в некоторых местах еще кипела работа. Девушка стала внимательно наблюдать за жилистым маленьким канадцем, который без особого труда вколотил в твердую глину два ведущих длинных колышка, накинул поверх полотнище, а другой его конец прикрепил к более коротким палкам, ранее вбитым в землю. Со стороны вся процедура показалась предельно простой.
Вначале следовало подыскать удобное место, и оно вскоре нашлось. В дальнем юго-западном уголке лагеря виднелась неглубокая впадина, в которой можно уберечься от храпа, преследовавшего Оливию с тех пор, как началось это ужасное путешествие. И девушка принялась за работу.
Оливия провозилась до наступления сумерек, распутывая веревки и раскладывая полотнище палатки, очень тяжелое и неудобное. Оливия даже не смогла самостоятельно дотащить парусину до места. Глядя на ее мучения, пожилой франко-канадец пожалел девушку и помог ей донести груз до места, не обращая внимания на насмешки матросов, советовавших не связываться с «бабой Длинного Ножа», как они окрестили Оливию. Как только полотнище было доставлено, девушка поспешила поблагодарить француза и поскорее с ним распрощаться, опасаясь, что в любой момент может вернуться Сэмюэль и устроить сцену, застав ее наедине с одним из матросов.