— Я была с одним парнем, — тяжело дыша, говорит она. — Мы долго встречались. Обычно я не… понимаешь… я не такая.
Большинство парней подталкивают, давят, обвиняют и так далее. Ну а я — сущее золотце. Я киваю, как бы уважая то, что она мне открыла.
— Нам не обязательно, Британи, — говорю я, чуть прижимаясь к ней своими сильными бедрами, намекая на то, как умею управлять ими. — Мы можем остановиться. — И начинаю отстраняться.
— Нет! — На грани паники она цепляется за меня. — Не надо. Я просто… ты должен знать.
— Я понимаю, — шепчу ей в губы. — Ты хорошая девушка.
Она целует меня с удвоенной страстью, словно я заглянул ей в самую душу и понял ее, как никто и никогда.
Так что я продолжаю и щедро вознаграждаю ее. И делаю это так, чтобы завтра ей было о чем рассказывать подружкам. Хотя скорее, это произойдет через пару дней, вперемешку со слезами, когда до милашки дойдет, что перезванивать я не собираюсь — что я не узнаю ее на своем следующем концерте. Потому что она не «та самая». А ведь я пытался предупредить ее.
Для Кайдена Роу не существует «той самой».
Только «сегодняшняя». Только для утоления голода. Только для моего выживания.
* * *
К своему удивлению, возвращаясь домой, я вижу припаркованный лимузин — мне казалось, отец сейчас работает в Нью-Йорке. Должность президента «Пристин Пабликейшнс» подразумевает нескончаемые вечеринки с моделями, актерами и различными сторонниками богатой и знаменитой порноиндустрии. В миллионный раз я задался вопросом, почему он предпочел жить в Атланте, а не в Нью-Йорке, но потом, со сжавшимся желудком, вспомнил.
Мадам Марисса.
Я слышу тошнотворный ленивый смех, когда растягиваю свой слух на территорию дома. Хочу развернуть машину, но знаю, что отец уже услышал меня. Он всегда прислушивается. Именно он учил меня всегда быть начеку. Именно он обучил меня всему, что я знаю.
Он — Князь Похоти. Демоны знают его как Фарзуфа. Люди — как Ричарда Роу. И он решил обзавестись домом поближе к самой низкой человеческой суке в мире — главе крупнейшего потока секс-торговли в Южных штатах. Они оба познакомились в Великобритании. Отец даже приглашал ее и нескольких ее девочек постарше для помощи в моем обучении, когда мне исполнилось одиннадцать.
Никого я не ненавидел так сильно, как Мариссу.
Стиснув зубы, я неторопливо вытаскиваю свой зад из машины и тащусь к гигантским дверям.
Мне хочется пойти прямо в подвал, в свою комнату, но мне надают по башке за столь пренебрежительное отношение к нашей «гостье». Так что я натягиваю на лицо маску вежливости и выхожу на нагретую солнцем веранду около бассейна. Здесь куча растений, будто в долбаных джунглях, и воняет смесью хлорки и тропических цветов.
В помещении куча шезлонгов, но Марисса восседает на коленях у отца. Ангел-хранитель рядом с ней насторожен, несмотря на то, что кажется уставшим. Честно говоря, мне жаль этого духа, тем более, что рядом, подобно назойливому комару, кружит демонический шептун.
Черные волосы Мариссы спадают до бедер, а ее огромные груди едва не вываливаются из черного платья с глубоким круглым декольте — и этот вид ни капли меня не трогает. Кроваво-красные губы под стать жутким длинным ногтям. Она ахает при виде меня.
— Только глянь на него, Ричи… он становится все больше похож на тебя.
Отец кивает, обернувшись, и втягивает носом, скорее всего, принюхиваясь ко мне, проверяя, выполнил ли я сегодня свою работу. У него потрясающее обоняние.
Я киваю в ответ.
— Отец. Марисса. Надеюсь, у вас все хорошо.
— Всего два часа ночи, — говорит отец. — Слишком рано для тебя. Скольких взял?
Проклятье.
— Одну, — признаюсь я. Знал бы, что они здесь, остался бы там.
— Маловато для празднования дня рождения, — произносит Марисса. Конечно же, она помнит мой «особенный» день.
Отец переводит взгляд с нее на меня.
— Неужели уже тридцатое марта?
Марисса смеется и хлопает его по плечу, потом снова смотрит на меня.
— Выглядишь привлекательно в свои семнадцать. И возраст делает тебя только краше.
Я предпочитаю пропустить это мимо ушей.
— Парни устраивали мне вечеринку вчера, а сегодня у нас было выступление, — лгу я.
Марисса поднимается и на высоких каблуках дефилирует ко мне. Ей около сорока. У нее белая как фарфор, нетронутая солнечными лучами кожа. Не будь она такой злобной гадиной, я бы сказал, что она горяча.
Она подходит очень близко и с недовольной гримасой смотрит на меня. Я знаю, чего она хочет. Сучка мечтает о поцелуе, который я никогда добровольно ей не подарю. Я наклоняюсь и быстро чмокаю ее в щеку, но она обхватывает мой затылок, впиваясь в него своими гадскими когтями, и с довольным звуком прижимается к моему рту. Без языка, слава Богу, она обхватывает мою нижнюю губу своими и посасывает. Готов поспорить, что я уже весь измазан ее помадой.