Джайлз обвил рукой плечи Киры, бедра их чуть соприкоснулись. Ей сразу стало тепло и уютно, и она прислонилась к его крепкой груди. Но он тут же отодвинулся и, криво усмехнувшись, сказал:
— Пожалуй, мне лучше оставить вас наедине. Вам есть о чем поговорить…
— Ну уж нет! — горячо возразила Кира. — Я не позволю тебе выйти из дома — это слишком опасно.
— Боже праведный, какое благоразумие! И сколь приятно слышать такие слова из твоих уст. Не по твоему ли требованию мы бросились в самый разгар урагана спасать твоего деда?
— Вот оно что… — протянул Бенджамен. — Право, я не заслужил этого. — Он открыл дверцы старого, рассохшегося буфета и вытащил две почти целые чашки. — Они, правда, из разных сервизов и не подходят одна к другой, но немного рома, надеюсь, выдержат. Вам обоим необходимо согреться.
— Мы тоже с тобой разные и не слишком подходим друг к другу. — Кира взяла чашки из дрожащих рук Бенджамена. — Но нам будет хорошо, мы прекрасно уживемся с тобой, вот увидишь. Кстати, а как ты обо мне узнал?
— Я… хм… получил из Лондона письмо от некоего доктора Армстронга. В нем он взволнованно сообщал, что у него лечилась Кира Рид, попавшая в автокатастрофу, и она, мол, собирается погостить на Барбадосе у своего дедушки. Однако пациентка не пожелала беседовать с ним о дедушке, и Армстронг заподозрил что-то неладное.
— Но… но как ему удалось связаться с тобой? Он же не знал ни твоего адреса, ни имени… Как дошло его письмо?
— Очень просто — на конверте было написано: «Господину Риду, Барбадос». Ну и первым делом письмо переслали мне. Поверь, я совсем не обиделся, узнав, что ты не захотела обо мне говорить. А когда впервые увидел тебя под тем деревом, сразу понял, что ты — моя внучка. В тебе — в твоих глазах, в овале лица, в улыбке — очень много от Долли и Тамары. Тамара была очаровательным ребенком, я в ней души не чаял.
— Однако не помог ей, когда мама в этом нуждалась. Мама была в отчаянии.
— Знаю, знаю… — Бенджамен печально покачал головой. — Ты вправе ненавидеть меня, детка. Этот грех лежит на мне тяжким грузом уже много лет. Я не мог простить Тамаре, что она покинула меня… ради какого-то русского танцовщика. Господи, будто нельзя было найти мужа здесь! Я чувствовал себя униженным, никому не нужным… Начав получать от нее письма, я решил, что она хочет от меня только денег… Прости меня, Кира, прости, если можешь! Конечно, мне следовало помогать дочери, но я не представлял, насколько плохи ваши дела. И вот отвернулся от вас обеих, замкнулся в своей обиде, и все. Никогда не прощу себе этого, никогда!
— Но я тебя прощаю, дедушка! — Кира положила руки на плечи старика. — Нам нельзя жить врозь, как прежде. Честное слово, я никогда не покину тебя.
— Даже ради Джайлза? Ведь он очень состоятельный человек и к тому же мой партнер по бизнесу. — Бенджамен посмотрел на Джайлза, прислонившегося к стене. Тот, засунув руки глубоко в карманы джинсов, внимательно прислушивался к разговору.
— Даже ради Джайлза… Мы с ним просто… хорошие друзья, не больше, — промолвила Кира, стараясь, чтобы ее слова прозвучали убедительно.
— Да, хорошие друзья, — сдержанно подтвердил Джайлз.
— Он привез меня к тебе, — зачем-то добавила Кира, — и разбил свою машину — она врезалась в забор. Так ведь, Джайлз?
Тот кивнул:
— «Мерседесу», считай, конец: фары выбиты, кузов смят, цел только номерной знак.
Старик с достоинством склонил голову:
— Благодарю за заботу о Кире. И прими мои сожаления. — И тут же язвительно усмехнулся: — Однако надеюсь, ты сможешь купить себе новую машину.
— И даже не одну.
Кира расчистила уголок кухонного стола и присела на край стула — прямехонько, как школьница. Ей вдруг стало стыдно за деда. А тот широко развел руками, словно призывая всех к примирению:
— Ну-с, и что теперь? Дорогая, думаю, ты ненавидела меня за все то горе, что я причинил твоей матери? И твои чувства вполне понятны.
Кира тяжело вздохнула. Сколько раз, сидя вечерами в своей маленькой кухне, Кира мысленно разговаривала с дедом, обвиняла его в безжалостном отношении к матери, в том, что та слишком рано умерла, а ей самой пришлось пробивать дорогу в жизнь…
Ожидая упреков, Бенджамен сел в кресло-качалку и понурил голову.
— Что ж, детка, я готов выслушать все твои упреки. В свое оправдание скажу одно: сейчас все изменилось, я стал совсем другим. — Подняв с полу бутылку, он сделал большой глоток рома. И так как Кира молчала, продолжил: — Ты принадлежишь к одному из самых старинных и почетных родов Барбадоса, девочка. Династия Ридов поселилась здесь очень давно, чтобы заняться разведением табака, однако позже выяснилось, что выращивать сахарный тростник значительно прибыльнее. Мы построили фабрики и ветряные мельницы по всему острову, наши рабочие жили в специально обустроенных для них поселках.