Словно прочтя мои мысли, она задумчиво морщит лоб и говорит:
— Прочитала не здесь! Книгу, хранящую эту историю, я брала для дополнительного чтения в маггловской библиотеке, но не думала, что это может оказаться правдой. В томике были собраны легенды разных народов, по большей части красивые, выдуманные простецами сказки, и в их достоверности я сомневалась очень сильно… Господи, нет, не сомневалась! Я ни за что бы не поверила!!!
Грейнджер потянулась к перстню, но тут же отдернула руку, ибо гримаса на моем лице красноречиво указала девушке, как это кольцо действует на самом деле.
— Легенда гласит, — без приглашения начала повествовать Гермиона, — что некогда жил на свете ювелир. Искуснейший из всех, живших в подлунном мире. Он делал прекрасные украшения, которые, покинув его верстак, превращались в объект вожделения богатых людей и ценителей искусства. У ювелира было множество заказов, и он исполнял их без отдыха. Работая днями и ночами. Не алчущий богатства — он любил творить.
Так и жил мастер, отрекшийся от мира в тишине своей мастерской, работая, продавая заказы, получая новые.
Когда пришла пора, он женился на хорошей женщине, подарившей ему семерых чудесных сыновей. Дети росли в любви и достатке, вот только не дал им вечно занятый отец никакого ремесла. И жили они, как хотели, не приставленные к делу.
Так продолжалось много лет подряд. Дети выросли, а ювелир состарился.
В то же самое время появилась в городе банда: жестокая и беспринципная, грабившая и убивавшая. Шайка держала в страхе все окружающие поселения, ибо не деньги были их целью. Преступники убивали богатых и бедных, женщин и детей, старых и юных. Никто из мирных жителей не чувствовал себя в безопасности — трофеем могли стать золото, годами собираемое богачом или нательный крест бедняка.
На дверях появились тяжелые замки, во дворах залаяли собаки, и только ювелир жил так же открыто, как и раньше.
В ночь, когда пришли к нему, мастер работал над диадемой для очень знатной дамы. Бандиты вошли к нему, старому и беззащитному, склонившемуся над своими инструментами.
Разбойники ограбили и жестоко избили старика.
На следующий день схватили всю банду. Головорезы пытались сбыть перекупщику диадему, но торговец выдал их военным.
Дурные вести разносятся быстро, и наутро старик-ювелир, отдыхавший под добрыми руками своей жены, узнал, что это его сыновья сколотили жестокую банду.
Горю стариков не было предела, а их разбойники-дети были приговорены к публичной смерти. Умолял старик правителя, для которого служил верою и правдою много лет, заменить смерть на ссылку, но руки бандитов так сильно перепачканы кровью, что самый могущественный человек отказал любимому мастеру.
Казнили убийц ночью в свете костров и каждый из жителей пришел смотреть исполнение приговора суда. Лишь старый ювелир оставался у себя. Он заперся в мастерской на семь суток и что-то без отдыха мастерил. Все думали, что он помешался, жена со слезами молила выйти.
Мастер появился на седьмую ночь. В руке его оказался простой холщовый мешочек, за спиной полыхало пламя. Ювелир предал огню свою мастерскую и нищим странником отправился по свету.
Неизвестно сколько бродил он, но видели его в разных странах: в песках Индии и в снегах Сибири. Рассказывают, что в мешочке том он хранил семь искусно сделанных зачарованных колец. Снаружи — драгоценный металл, внутри — гравировка: «Я люблю и любим». Говорят, что целью паломничества старика стали одинокие отчаявшиеся мужчины, находящиеся на перепутье между честной жизнью и преступлением.
Старик дарил такое кольцо отчаявшемуся, и тот обретал счастье, познав истинную любовь. Как гласит легенда: обладавший нечеловеческим даром ювелир смог вложить в эти кольца всю свою нерастраченную любовь. Потому так сильна она у того, кто надевает на палец этот перстень. После того, как старик отдал последнее кольцо, он закончил свой путь…
— Малфой, наверное, одно из этих колец, когда-то много веков назад, получил твой предок.
— И что, это конец истории? — я изумленно смотрел на Грейнджер. — Там не сказано как его снять?
Грустно качает головой, виновато потупив взор на носки своих ботинок.
— Я читала, что…— мнется, — в общем, мнэ-э-э… против заклятия, наложенного на кольцо, нельзя пойти. Муки, которые испытывает владелец перстня — ничто, по сравнению с той судьбой, которая уготована ему… если не послушаться кольца, можно сгореть заживо. Но… есть… одно средство, которое… в общем…
Вдруг она, словно выйдя из оцепенения, вздрагивает и во взгляде ее леденящий душу ужас: «Боже нет, Господи. Это я ТЕБЕ говорю? Ты же Малфой!!! И ты не мог вот так просто измениться! Ты добр, пока тебе что-то нужно, а потом вновь обзовешь меня грязнокровкой!»
С этим криком она вскакивает и выбегает из библиотеки прочь прежде, чем я успел очнуться.
***
Следующие дни она прячется меня, так хорошо, что даже кольцо не чувствует ее присутствия в Хогвартсе. Она не приходит в Большой Зал, библиотеку, забросила свой конспект. Она не появляется даже на совместных уроках Слизерина и Гриффиндора, что идет вразрез со всеми ее правилами.
Что-то про: «Слегка приболела», — неуверенно врет Поттер. Лицо Рыжего сохраняет статику безразличия.
А я, как идиот, нарезаю круги по школе, разыскивая ее в пустых классах, в больничном крыле, во всех мало-мальски знакомых закоулках замка и даже в хижине Хагрида… Бесполезно. Залегла на дно, скрывая от меня что-то, а я непременно должен знать.
Неделя, другая — скоро Рождество. Весело посвистывающий локомотив “Хогвартс-Экспресса” унесет Гермиону на все каникулы. А я останусь в одиночестве, так и не получив ответа ни на один из вопросов.
Мы столкнулись в холле первого этажа, который я патрулировал, являясь дежурным. Она увидела меня, бесшумно бредущего в свете факелов уже слишком поздно — убегать нет смысла. И все же это была бы не Грейнджер, если бы не попыталась. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, она уже готова была дать стрекача, но я в один прыжок настиг ее и довольно неловко схватил за предплечье.
Она вскрикнула, и от неожиданности я отпустил ее. Оцепенев, мы стояли и несколько секунд просто ошарашено смотрели друг на друга. Первой в себя пришла она и со словами: «Пропусти меня», — шагнула вперед.
— Э-э-э, ну уж нет! Постой! Будь добра, объясни мне, что все ЭТО значит?
— Что ЭТО? — ведет плечами и снова пытается уйти.
— Стой, — дергаю за пальцы со злостью, — ЭТО — это то, что ты сначала рассказываешь мне какую-то глупую маггловскую сказку про ювелира, говоришь, что есть способ снять дурацкое кольцо и потом пытаешься свалить. Грейнджер, уясни для себя одну вещь раз и навсегда: я стану твоим ночным кошмаром и стану преследовать тебя до тех пор, пока ты ни расскажешь мне “от” и “до”, как я могу избавиться от проклятой штуки.
Щеки Гермионы заливает краска, а губы бледнеют. Во взоре отчаяние и злость. И я понимаю, что она, возможно, предпочла бы умереть на месте, чем взять и открыть мне правду. Но ее грифиндорская отчаянная глупость берет верх, и на одном дыхании она частит:
— Чтобы ты мог снять кольцо мы должны оказаться в одной постели и…
— Что?! — я смущен, возмущен и шокирован одновременно. — Мы должны переспать? — заканчиваю я за нее, оборвавшую в смущении фразу.
Краснеет уже густо и, возможно, до пяток, а во мне это… совершенно не вызывает отвращения. Наоборот, я часто думал об этом раньше, но одно дело просто мечтать о теле Грейнджер одиноко лежа в собственном ложе, а другое, когда она говорит об этом вот так прямо в лоб.
— Поверь, — вздергивает она нос, — это обстоятельство не вдохновляет меня.
— Так почему же ты говоришь об этом так спокойно?
По ее лицу вдруг пробегает тень:
— Знаешь, Драко, ведь согласно легенде кольцо не ошибается. Никогда. И если уж оно указало на меня, значит… ты и сам понимаешь… ты говорил… тогда…. в библиотеке. Но ты можешь делать выбор самостоятельно, жениться по расчету…или выбрать любовь…и чтобы получить право выбора… сначала ты должен попробовать это…со мной… иначе никак… иначе ты останешься бездетным… Боже… как стыдно такое говорить. В общем, Малфой, меня не радует эта перспектива, быть связанной с тобой, но чтобы развязаться и чтобы ты мог жениться на ком-то… мы должны это сделать. Формально — это акт любви. И когда он свершится, ты приобретаешь свободу.