♠️ ♠️ ♠️
Пламя свечи танцевало, мрачное напоминание о фальшивых улыбках в оранжевом, завораживающем свете. Прозрачные занавески развевались на легком летнем ветерке, а лампа отбрасывала мягкий свет на стены с книгами на полках. Фрэнк Синатра просочился под дверь библиотеки так тихо, что это могло быть отдаленным воспоминанием о подобной ночи полвека назад.
Я сидела, скрестив ноги, в кресле у камина, на подлокотнике лежала книга. Я прочитала не больше двух страниц, пока не сдалась, и не откинула голову на спинку кресла и не уставилась на свечу, наполняющую комнату запахом лаванды. Мои каблуки были забыты на полу, белые бантики распущены по красному восточному ковру.
Я сбежала из кухни так быстро, как только смогла, мамины разговоры о свадьбе были раздражающим шумом, который становился все громче и громче, пока мне не понадобилась тишина. Дело было даже не в Оскаре Пересе. Речь шла о невысказанных словах и неопределенном будущем.
Как твердая скорлупа кокосового ореха, Сладкая Абелли защищала меня от мира. Ее нельзя было расколоть без мощных инструментов. Снятие этого барьера обнажит часть меня, которую не многие видели — то, что я чувствовала. Уязвимая я. Я не была уверена, почему позволила Николасу Руссо увидеть эту сторону. Возможно, потому, что его безразличие заставило меня поверить, что он не хочет меня сломать.
Мои глаза взлетели вверх, когда щелчок двери библиотеки достиг моих ушей, будто мои мысли вызвали его, и Николас вошел.
Когда его взгляд оторвался от пола и он заметил меня, он резко остановился. На секунду мне показалось, что он повернется и уйдет, не сказав ни слова, только потому, что я здесь. Его взгляд был безразличным, снисходительным — словно он пришел в свою библиотеку, в поисках слуги в своем кресле. Этот человек действительно не хотел иметь со мной ничего общего. Ну, мне он тоже не нравился. По правде говоря, в основном это было потому, что я ему не нравилась.
Его глаза сузились.
— Почему ты не на вечеринке?
— Почему ты тоже? — возразила я.
Он провел рукой по своему галстуку, наблюдая за мной расчетливым взглядом, словно взвешивая все «за» и «против» моего присутствия. Не похоже, что здесь много профессионалов.
Приняв решение, он закрыл дверь и направился к мини-бару, так и не ответив на мой вопрос. Он налил выпить, и я попыталась притвориться, что его здесь нет, что его присутствие не заполнило комнату, делая мой разум бесполезным. Тем не менее я поймала себя на том, что наблюдаю за каждым его плавным движением, когда он наполнял стакан виски.
Моя кожа горела, как живая проволока, ткань платья казалась тяжелой, а ветерок из открытого окна касался моих плеч. Когда он проходил мимо, я притворилась, что поглощена маленькими черными фразами передо собой, но на самом деле я не слышала ни одного слова об убийстве Джона Ф. Кеннеди. История, факты, заставляли меня чувствовать себя лучше во времена сомнений, потому что когда-нибудь я стану ничем иным, как воспоминанием, таким же, как они.
Он сел в серое кресло у окна и достал телефон. Наклонившись вперед, он упёрся локтями в колени. Расстегнул пиджак, обнажив черный жилет, облегавший плоский живот. Его галстук висел косо, и это зрелище внезапно заставило меня задуматься: как он выглядит по утрам, весь взъерошенный? Я сглотнула.
Он мог бы снять свой костюм как джентльмен, но снова красные, сломанные костяшки пальцев руки, держащей его телефон, сказали мне, что его внешний вид был просто фасадом.
Легкая щетина покрывала его подбородок, а волосы были такими же темными, как и костюм, сверху густыми и растрепанными. Он был пугающим, с тяжелым присутствием и взглядом, который горел, но когда он носил мягкое, трезвое выражение, как сейчас... ему даже не нужно смотреть на меня, чтобы заставить сгореть.
Он оглянулся и поймал мой взгляд.
— Ты должна поработать над этим пристальным взглядом.
Мой пульс затрепетал в горле, и тепло прилило к лицу.
Его взгляд упал на мои щеки.
А потом он сделал то, чего я никак не ожидала. Возможно, это шло от недоверия, а может, он считал меня смешной. Я не знала, и мне было все равно. Он рассмеялся. Мягко, мрачно. Такой смех, не имеющий добрых намерений. Такого смеха стены не забывают.
Тепло скрутилось у меня в животе, и я ничего не могла с собой поделать, я стала смотреть еще больше. У него были белые зубы и острые клыки, как у злодея, которым он являлся. Когда он искоса взглянул на меня с мрачным весельем во взгляде, между моих ног запульсировало пламя.