И тут он заметил ее.
Его внимание привлекло то, что она стояла абсолютно неподвижно и молчала, хотя все остальные вокруг нее разговаривали, смеялись и жестикулировали, перемещаясь по залу.
Он зашел в просторный салон. Лампы с красными абажурами окрашивали помещение в огненные оттенки, и это делало обстановку какой-то потусторонней. Здесь люди могли почти забыть, что они находятся в центре Лондона, и представить себе, что проводят время в каком-нибудь пристанище разврата где-то в Средиземноморье.
Дизайн салона был тщательно продуман. В каждом углу и вообще по всему периметру имелись ниши, обеспечивающие уединение тому, кто его жаждал. Из закрытых занавесками укромных местечек доносились негромкие крики и стоны.
Колин наклонил голову, всматриваясь в женщину, которая заинтересовала его, сквозь пространство окрашенного в огненные оттенки салона. В ее одиночестве было что-то странное. Она, как и многие другие находящиеся здесь женщины, была в маске. Ее платье было темно-красного цвета — как бургундское вино — и с большим вырезом, благодаря которому открывалась значительная часть ложбинки между грудей. Однако это никого бы не шокировало: для такого заведения, как это, она была одета довольно скромно.
Колин направился вглубь салона. Несколько парочек целовались и ласкали друг друга, сидя на диванах. Слышались смех и болтовня. Колин вдохнул запах похоти, интимной близости и необузданных желаний.
Сидя на диванчике в дальнем углу, какой-то мужчина орудовал рукой под юбками сидящей рядом с ним леди, доводя ее до исступления. Несколько человек с похотливым видом наблюдали за ними. Один джентльмен, усевшись на стул, расстегнул брюки и стал массировать свой член, возбуждая его. Женщина тем временем дышала все более отрывисто и поднимала юбки все выше и выше, чтобы ее партнер мог засовывать свои пальцы в нее глубже и быстрее.
Колину все это было знакомо. Он уже наблюдал за подобными сценами раньше, но его никогда к ним сильно не тянуло. При интимной близости с женщиной он предпочитал, чтобы их двоих никто не видел. Ему не нравилось, когда кто-то глазеет на него и его партнершу и возбуждается от лицезрения их действий. Когда он был близок с женщиной, ему не хотелось, чтобы его что-то отвлекало.
Обычно, оказавшись в подобной ситуации, он отворачивался и шел своей дорогой, однако сейчас та женщина, которая стояла в углу, все еще вызывала у него любопытство. Она показалась ему похожей на кролика, которого парализовало при виде хищника. Колин криво усмехнулся: вообще-то эта женщина оказалась в помещении, буквально кишащем хищниками.
Ее щеки сильно раскраснелись. Она явно видела такую сцену впервые, и его охватило какое-то странное чувство. Ему стало жаль незнакомку? Захотелось защитить ее? Как бы там ни было, он вдруг почувствовал нелепое желание схватить ее за руку, увести отсюда и отправить подальше от этого места на какой-нибудь карете до того, как на нее успеют наброситься местные «волки».
Покачав головой, он отвернулся. В конце концов, она взрослая женщина, которая наверняка знает, где находится и чего ей хочется. Никто не приходил в «Содом», не зная при этом, что его там ждет. Эта женщина наверняка не хотела, чтобы ее спасали, как бы сильно она ни краснела.
Затем он заметил двух мужчин, направляющихся к ней. Это были братья Ботсамы. Разница между ними по возрасту составляла лишь один год. Будучи внуками покойного архиепископа Кентерберийского, они были известны всему Лондону своими порочными наклонностями. От Колина не ускользнула ироничность данной ситуации. Ни один мужчина не позволял ни своей дочери, ни своей сестре даже приближаться к этим двум мерзавцам.
Колин учился вместе с ними в Итонском колледже и собственными глазами видел, как они себя ведут. Они были очень жестокими мальчиками и развлекались тем, что забивали насмерть птиц и мучили котов, пойманных ими где-нибудь в окрестностях колледжа. Однажды Колин вместе со своим другом Отенберри застал их с дочерью садовника. Они, стащив с девочки ее дамские панталончики, занимались тем, что лупили ее по заднице хлыстом. Он и Отенберри заставили братьев прекратить это, однако без драки не обошлось. С тех пор у Колина имелся шрам над бровью — след от удара камнем одного из братьев.
Судя по слухам, манера поведения братьев за прошедшие с тех пор годы ничуть не изменилась. Они по-прежнему представляли собой извращенных ублюдков, и ему не хотелось иметь с ними никаких дел.