Кудахтая, как настоящие французские куры, все спустились обратно по лестнице, и на повороте Флинг с испугом почувствовала на себе чей-то холодный, пристальный взгляд. Баронесса фон Штурм тут же подтолкнула Флинг вперед, подальше от надменной красавицы: Фредерик на дух не переносил Сириэлл де Реснэ.
— Сука, она чистой воды сука, — прошептал он, когда они отошли на достаточное расстояние. Ноздри у него раздулись. — Опасная тварь и к тому же единственная женщина, с которой когда-то спал Вольфи. Она даже пыталась женить его на себе. Буду удивлен, если на вскрытии обнаружится, что у нее была душа.
Фредерика передернуло, словно он обнаружил ползущего по плечу паука.
— Эта потаскуха на полном серьезе полагала, что достойна моего Вольфи. Но все знают, что на "БАТО-МУШ" не осталось ни одного матроса, который не переспал бы с этой шлюхой.
— Но, Фредди, она ведь вторая крестная твоего малыша, разве не так? — Флинг выгнула длинную шею, чтобы получше разглядеть стройное создание с холодным кошачьим взглядом, носившее себя так, будто оно одно во всем мире.
— Нет, Флинг, МОЯ крестная для ребенка — ты. Ее же, к сожалению, в качестве крестной для Вильгельма Фредерика выбрал Вольфи.
Их разговор был прерван: хозяева пригласили гостей пройти в гостиную. Комната, если можно так назвать зал во дворце, была обита зеленым муаровым шелком, а первое, что бросилось в глаза, — это хрустальная с серебром люстра времен Людовика XIV. Графиня посадила двух почетных гостей к разным столам: круглым, накрытым роскошными зелено-атласными скатертями, ниспадающими на шелковисто-серебряные польские ковры. Завтрак был уже накрыт.
Флинг почувствовала себя не в своей тарелке, осознав, что стала предметом неприкрытого внимания со стороны Сириэлл де Реснэ, не сводившей взгляда с отражения Флинг в золоченом зеркале. Юная французская аристократка создавала вокруг себя атмосферу нервозности. Она представляла собой одну из тех породистых европейских женщин, о которых Маршалл Валески говорил: "Некрасивая, но интересная"; то, что у французов называется "ЖОЛИ-ЛЭД"[13]. Женщина с безукоризненной осанкой и запоминающимся профилем. Благодаря идеальной коже, она казалась еще более бледной, каштановые волосы убраны со лба и стянуты сзади в узел на манер французской булки, отчего темные, дегтярно-черные глаза, в которых, как в горячей лаве, утратилась граница между зрачком и радужной оболочкой, еще резче выделялись на ее лице. Ярко-красные губы были единственным цветным пятном на лице, не тронутом ни пудрой, ни краской. Вызывающий наклон головы придавал всему ее виду необычность, которая в полной мере соответствовала ее вычурному имени: Сириэлл де Реснэ.
Из разговора за столом Флинг поняла, что Сириэлл, впервые за много лет навестившая тетушку Элен в ее доме, тоже графиня, а кроме того — единоличная опекунша движимости и недвижимости де Реснэ, изворотливая не хуже любого мошенника-француза. Флинг, обычно видевшая во всех только хорошее, вдруг почувствовала невольный страх перед этой элегантной чистокровной аристократкой, как начинающая модель в Нью-Йорке может бояться соперницы, готовой подставить ей подножку при выходе на подиум.
12
Нью-Йорк
Маленькие и подвижные — как на шарнирах — бедра Арни Зельтцера бились о рубеновское тело Гейл с упорством волн, штурмующих скалу, с целенаправленностью дятла, долбящего красное дерево.
— О, Боже! Быстрее! Быстрее! — кричала Гейл, то колотя руками по кровати, то впиваясь ногтями в маленькие, напряженные ягодицы Арни. Гейл никак не могла привыкнуть, что этот спокойный, сдержанный бухгалтер, сухарь, пожиратель цифр, способен заниматься любовью с такой яростью, что по праву мог соперничать с ее любимым вибратором, и это еще больше распаляло ее.
Знакомство, начавшееся с битвы против урезания бюджета и сокращения штатов, переросло в скрытую от посторонних глаз страсть, регулярно, строго по четвергам и вторникам, в два тридцать, извергаемую в комнате над концертным залом Карнеги-холл, которую они снимали на пару.