— В кабинете Гейл на пятидесятом этаже.
— Чего же ради она пошла в сад на десятом этаже? Явно не для того, чтобы сигануть вниз, как уверяли газеты, но и не для того, чтобы дать себя зверски убить, о чем газеты не могли писать, потому что не знали.
— Флинг или папа время от времени выгуливали Пит Буля здесь, внизу. Тут так чудесно… было. — Она окинула взглядом фигурно подстриженный сад. Буколика в центре шумного города.
— Вам не известно, собирался ли ваш отец разводиться с Флинг или нет?
Дочь пожала плечами.
— Я никогда не знаю, что мой отец предпримет в следующий момент. Вам лучше спросить у него.
Не далее как утром Марчетти предупредили: Кингмена Беддла не трогать. Его даже в стране не было, когда произошло самоубийство, и сейчас он оплакивал любимую жену приватно — с согласия комиссара полиции и своих приятелей из мэрии.
— Когда Кингмен поглощен каким-то проектом вроде выхода "Кармен" на международные рынки, развертывания своей Европейской кабельной телесети или рефинансирования "Кингаэр", он обычно забывает о таких прозаических мелочах, как жены или дочери.
На лице у нее появилась неуверенность.
— Я к этому привыкла. — Она пожала плечами. — Папа временами мог быть холодноват.
— Мог он стремиться вывести ее из игры?
Она вновь ухватилась за свое обычное оружие — иронию.
— Говоря бессмертными словами Флинг: "Не на ту дверь лаешь, чудак".
— Я вовсе не собирался оскорблять вас. Кто-то сбросил Флинг с этого балкона и мне нужно знать по возможности все. Как вы думаете, не мог ли ваш отец ввязаться в какое-нибудь темное дело и обиженная сторона решила отыграться на его жене?
— Не знаю. Вам лучше поговорить с Кингом.
— Нет ли среди ваших знакомых кого-то, у кого есть татуировка?
Энн II отрицательно покачала головой.
— Я противозаконно припарковал свой мотоцикл на углу Пятой авеню. Могу подвезти. Вы где живете?
— В районе девяностых.
"Вот и отлично", — подумал Буффало. Его уже тошнило от восьмидесятых.
* * *Спустя три дня после похорон Флинг Тенди через курьера получила письмо от Арни Зельтцера: Кингмен сбрасывает с себя одежку за одежкой и сейчас намерен продать на сторону Косметические салоны Тенди. Ее гордость. Ее единственную опору. Девушки, работающие там, были для нее как члены семьи. И вот он опять оставляет ее в дураках, выдергивает ковровую дорожку из-под ее ног, насмехается над всей прожитой ею жизнью! Что из того, что из нее не вышло концертной пианистки? В косметическом бизнесе она была ровня Кингмену Беддлу, разве не так? Он уже отнял у нее все, так теперь хочет лишить ее визитной карточки, ее дела? Как у него духу хватает посягать на ее бизнес? Что же, выходит, это вообще не ее бизнес? Она-то думала, что сама себе хозяйка, а Кингмен — ее финансовый подстраховщик, ее партнер. И вот, оказывается, она всего лишь Тенди, вывеска на двери. Он просто использовал ее.
Безобразная реальность жизни проявлялась и в том, что Кингмен собирался продать свою — и Тенди — долю капитала какому-то японскому банку в рамках темной, но, по-видимому, полюбовной сделки. Тенди давали понять, что она не более чем служащая, такая же, как ее маникюрши, загребавшая жар руками для иностранного дяди. Ее продавали, как старую вещь из ненужного гарнитура. Она попыталась дозвониться до Кингмена, но Джойс смогла предложить ей лишь сочувствие пополам с извинениями. Кингмен слишком занят. В конце концов Джойс отослала ее к Арни, который попросил Тенди заехать и подписать кой-какие бумаги, как только она окажется в Нью-Йорке. Совместить приятное с полезным, так сказать. А что? Она в накладе не останется. Она получит кое-что наличными за свою долю и навсегда развяжется с Кингменом — Карни Эбблом — Беддлом. Боже, как ей хочется с ним рассчитаться! Видимо, высланных сержанту Буффало пленок недостаточно. Вероятно, старые убийства в счет не идут. О, этот дешевый мошенник Карни Зазывала, убивающий на лесопилке, провоцирующий самоубийства и убийства, вымогатель, бедовый обдирала Беддл-Бреддл, ввозчик контрабандных сигар, игрок на акциях, обманщик, загоняющий женщин, лжец, уклоняющийся от налогов, виртуоз взятки, торгующий секретными сведениями. ЭТО — лишь то, о чем знала она о нем наверняка. По сути, не оставалось ни одного грязного слова, которого нельзя было бы применить к нему.
"Ненавижу тебя, Кинг, ненавижу, — прошипела она. — Дрянной ты человек", — монотонно продекламировала она голосом ребенка — или сумасшедшего.
Как это сладко было бы — отомстить!
Он погубил ее подруг, погубил Энн. Погубил Флинг. Она совершенно не знала Флинг, но пользовалась одеколоном "ФЛИНГ!", так что они, по крайней мере сейчас так казалось, как бы были лучшими подругами. Энн ей не враг. Кингмен Карни — враг. Она должна отомстить.