- Снегурочка, - говорит Яков. Мог бы и не говорить, все и так поняли. Снегурочка. Спаси нас, Господи.
Как неживые тени, крадёмся мы утратившими форму улочками. Её здесь давно нет, но она могла устроить нам смертельную ловушку, очень мало на свете есть существ безжалостнее и опаснее снегурочки. Появлению её всегда предшествует огромное количество сотворённого зла, она есть мера, посылаемая потусторонними силами, чтобы человек не забылся и на собственном затылке почувствовал ледяное дыхание вечной ночи. Кто позвал её, того наверняка уже нет на свете, но она не остановится теперь, она будет кружить по земле, сея и сея смерть, пока её саму не убьёшь. Все эти вставшие трупы, упыри да навки - лишь творения её чёрной души, да, есть у неё душа, непроницаемая, как колодец в глубину земли.
На окраине деревни, на покрытом снегом холме, мы находим её следы, тоненькую цепочку луночек в снегу, словно тут прошла лиса, и место, где она стояла, глядя на дома, тогда ещё живые, в окнах, наверное, горел свет, дети играли в снежки, но она взяла и убила их, мёртвой своей рукой, превратила в выгоревшие куклы, не умеющие дышать. На вершине того холма Василий достаёт деревянную стрелу и втыкает её себе в щеку, кровь на острие тянет на север, и мы быстро идём туда, проваливаясь по колени в мягкий молодой снег, как голодные волки, идём убить её или умереть.
На рассвете, посреди озимых полей, мы снова ловим её следы, и вскоре находим вытянутую ямку, где она спала. По ямке легко определить, что это девочка среднего школьного возраста, у такой хоть шаги короче. Мы идём дальше, не сбрасывая темп, потому что должны догнать её раньше, чем она заметит погоню. К одиннадцати часам утра мы находим свежий след, ведущий прямо на север, может быть, она идёт к полюсу, домой, сама хочет исчезнуть, кануть в родное небытие? Около полудня след опять начинает разметать, будто мы повернули назад, или время повернуло назад, но кровь на стреле тянет на север, усталые, мы переходим на рысь, сменяя передового, вот-вот мы должны её нагнать, Василий пристально всматривается в ровный седой горизонт, не появится ли там движущаяся точка, он непрерывно должен следить за стрелой, потому что снегурочка может залечь в снег, пропустить нас вперёд, и тогда начать убивать. Начинает идти снег, всё гуще и гуще, поднимается ветер, лепящий хлопья в лицо, забивает рот и ноздри, мы теряем скорость, в половину третьего стрела сворачивает на северо-запад, она заметила нас! В туманных чащах метели снегурочка живёт в своей стихии, а мы слепы, в нескольких шагах уже невозможно стрелять, мы падаем в снег и ползём, и каждый молится по-своему, Господи, кто бы ты ни был, Дух или Зверь, защити нас.
Мы уходим под снег и ползём в хрустящей немоте, час или больше, мы ползём на северо-запад, мы хотим зайти ей в тыл, может быть, она потеряет нас под глубокими снегами своей ненависти. Когда мы выбираемся, на поверхности всё ещё валит снег, но не такой густой, видно довольно далеко, но стрела всё тянет на северо-запад, значит, нам не удалось её обогнать, мы падаем, мы лежим почти без чувств, грызём сухари, принимаем по глотку спирта, снег падает прямо в глаза, пока Яков не поднимает нас в новый бросок. Матерясь, мы снова пускаемся полем, смеркается, метель опять становится сильнее, ветер сбивает с ног, но мы рвёмся сквозь него, как через белые колючие заросли, закрыв рукавицами лицо, и в ледяном аду, в хоре тоскливо воющих голосов гремит выстрел, это Варвара, ведь она же слева, спотыкаясь, мы бежим вперёд и кружим по непроглядным снегам, да, она была здесь, и мы находим капли её крови, тёмной, как вишнёвый сок. Однако снегурочка только ранена, хотя она и не сможет теперь, конечно, так быстро уходить, но следы её уже исчезли, может быть, Варвара попала как следует, и серебро скоро сожжёт девочку до окончательной вечной смерти, пока же стрела показывает в прежнем направлении, и мы цепью идём с винтовками наперевес, метель стихает, мы молчим, слышен хруст наших шагов, мы почти не дышим, становится совсем темно, потом в просвете туч появляется луна, какая страшная красота вокруг, по снегу бегут размытые серебряные огни, как сгущение прозрачных вод, иногда они поднимаются на возвышенностях лёгкими холодными кострами цвета дневных снежных облаков и снова гаснут, это, конечно, она, это снегурочкин огонь, мы любуемся его красотой, как охотник любуется красотой выходящего из леса тигра, как ты всё-таки прекрасна, но мы всё равно убьём тебя.
Это сияние красоты - лишь улыбка на губах огромной космической смерти, играющей в чёрном небе ночи мёрзлой луной, как белым шаром, она начинает морозить нас, она хочет, чтобы мы почернели и треснули, как деревянные куклы, чтобы кровь брызнула из нас на чистый снег, она не понимает, что нам не нужно дышать, что мы уже практически мертвы, она же не знает, дурочка, что в секретной лаборатории имени Карла и Фридриха, только не тех, которых вы не читали, несколько лет назад разработали антифризную вакцину, благодаря которой советская молодёжь с песнями строила в тайге города, прокладывала железные дороги в вечной мерзлоте, благодаря которой отважные папанинцы выжили на недосягаемых льдинах, там, куда ни один белый медведь не мог дойти, и благодаря которой позже, в начале сороковых, выстояли и победили наши бойцы фашистского гада в мёрзлых окопах под Москвой и Сталинградом, выстояли и победили, прогнали этих околевших козлов до середины Европы, ведь им в кашу добавляли специальный состав, а зимы-то были страшные, рукой не пошевелить, что же вы думаете, об этом Партия не подумала? А она, глупая снегурочка, морозит и морозит, пока снег не становится под ногами сперва твёрдым, как мрамор, а потом хрупким, как битое стекло. Ветер падает на нас с небес, ветер и смертный дождь, холодные капли сгустившегося воздуха, но ей не справится с нами так, не сковать морозом одиночества наши пылающие сердца, потому что нет для нас ничего теперь на свете, кроме жажды увидеть лужу её крови, и её саму в этой луже, распавшееся детское лицо, прилипшие к снегу волосы, о какой слабости может идти речь, когда мы напали на след, никто ещё не спасся от нас, никто, никогда.
Василий видит лес впереди, и стрела отклоняется от прежнего направления - она близко, она там, за деревьями. Мы снова ложимся в снег и ползём вперёд, Василий говорит, что она остаётся на месте, не движется, затаилась или уже умерла. Мы охватываем её полукольцом, деревья всё ближе, никуда ей теперь не деться, она теперь наша, живая или мёртвая. Мы встаём на окраине зимней рощи, нацелившись винтовками в стволы, Яков выходит вперёд, он всегда в таких случаях идёт первым, потому что знает больше способов убить, чем все мы вместе взятые, он идёт, безжалостно проламывая сапогами наст, мороз уже совсем ослаб, у снегурочки нет больше сил, мы озираемся назад, мало ли что, хотя стрела показывает: больше никого тут нет, на километры в округе, никто уже не может ей помочь, кто бы не поднял её из могилы, он уже оставил её, слышишь ты меня, ты снова проиграл, проклятая сволочь.