– О, он божествен! – Венеция была не в силах скрыть своего восторга, когда увидела особняк в Бернт-Эш.
Майк не без оснований гордился своим домом. Построенный еще при королеве Анне, дом удобно расположился у подножья холмов, защищавших его от ветра. В этот теплый июньский день он манил своей красивой кладкой, резной крышей и величественным белым крыльцом, увитым фиолетовым ломоносом и желтыми розами. Рядом с домом находился огороженный сад, в котором шпалеры персиковых деревьев упирались ветвями в розовую стену. К главному входу вела ухоженная дорожка, окаймленная по обе стороны распустившимися белыми каштанами. Местной достопримечательностью являлся раскидистый кедр – великолепное старое дерево, укрывавшее своей темной шелковистой тенью желтоватую траву, выжженную полуденным солнцем. Сегодня впервые за много недель прошел дождь. Венеции понравилась уединенность имения: до деревни Бернт-Эш было две мили, а до Льюиса пять.
– Трудно представить себе более обворожительное место, – с замиранием сердца произнесла Венеция.
Лужайки были тщательно подстрижены, и клумбы более или менее ухожены, хотя предстояло повозиться с большим цветочным бордюром, и Венеция пожалела, что с ней нет рядом свекрови, прекрасно разбиравшейся в такого рода вещах. Как бы ей здесь понравилось!
Поодаль стоял небольшой домик, который занимал конюх, исполнявший обязанности смотрителя усадьбы в то время, когда хозяин уезжал в город, и присматривающий за его гунтером.
– А теперь пройдем в конюшню, – нетерпеливо сказал Майк, беря ее под руку и подводя к кованым воротам за домом. – Ты непременно должна познакомиться с Красным Принцем.
– Сначала на конюшню, а потом в дом? – засмеялась Венеция.
Он расхохотался и спросил:
– Тогда начнем с твоей епархии? Я не хочу быть эгоистом.
– Дорогой, делай, как хочешь, – со смехом ответила она.
Все-таки они отправились осматривать конюшню в сопровождение Беннетта, невысокого роста мужчины, по всей видимости, бывшего жокея, который произвел на Венецию благоприятное впечатление. Он приветствовал ее, поднеся руку к клетчатой кепке, и поверг в изумление, назвав «Миледи».
Майк впоследствии объяснил ей, что Беннетт прежде состоял на службе у титулованных особ и не желал отказываться от приобретенных привычек.
Конюшня, в которой находилась лошадь Майка, как отметила Венеция, содержалась в хорошем состоянии, и, очевидно, денег на нее не жалели. Красный Принц, действительно, был под стать своему имени – истинно королевское животное. Венеция ничего не понимала в лошадях, но она знала, что те, кто в них разбирается, любят их безмерно. Она погладила бархатистый нос животного, слушая восторженную речь Майка о достоинствах своего любимца.
– Ты знаешь, я вешу около четырнадцати стоунов. Так вот. Красный Принц немногим больше. Взгляни на эту благородную голову, дорогая… а что за грудь… чудо! Спина у него не очень длинная… в самый раз. Взгляни, какие ноги! Ты только взгляни!
Венеция совершенно не разбиралась в этом, но она с самым серьезным видом пыталась понять и все по достоинству оценить.
Красный Принц ткнулся мордой ей в руку, затем, моргнув, уставился светлыми, подернутыми влагой глазами на хозяина, тряхнул гривой и тихо заржал.
– Какой красивый… Мейбл будет от него в восторге, – сказала Венеция.
– Мейбл мы чего-нибудь купим, – небрежно заметил Майк. – Что-нибудь поменьше. Такого крупного, как Красный Принц, она не захочет.
– Прикажите седлать его, сэр, – спросил Беннетт. – Ее светлость увидит вас в седле.
– Ужасно хочется увидеть тебя верхом, – сказала Венеция.
Майк утер лицо и шею шелковым платком. После сильного дождя от земли шел пар. Ему было жарко, и, глядя на конюха, он покачал головой.
– Не сейчас. Да, послушай, Беннетт, Принц разжирел. Что за живот! Давай ему поменьше овса и почаще выезжай. Не будь ленивым поросенком.
Беннетт прикоснулся к кепке и усмехнулся.
– Слушаюсь, сэр.
– А теперь в дом, – живо сказала Венеция. Когда они миновали фруктовый сад и снова вышли на лужайку перед домом, Майк сказал:
– По правде говоря, я не вижу причин, почему бы тебе не научиться ездить верхом. В амазонке и шляпе ты была бы неотразима… то, что надо.
Она хотела было сказать, что «слишком стара», но вовремя опомнилась.
– Честно говоря, я не думаю, что мне это понравится. У меня плохое чувство равновесия. Даже в детстве я не могла кататься на велосипеде и все время с него падала, – рассмеялась она. – Тебе придется довольствоваться падчерицей.
При слове «падчерица» Майк помрачнел.
Он провел рукой по курчавым волосам. Они были влажными и блестели на солнце. «Он исключительно красив и жизнь бьет в нем ключом», подумала она. Впрочем, рассуждать так, значит совершать предательство по отношению к мертвым. В тридцать она была женой Джефри, любящей и любимой. Как можно об этом сожалеть!
Осматривая дом, Венеция убедилась, что будет тут совершенно счастлива. Она решила, что не будет приглашать сюда служанку до тех пор, пока не наведет порядок. Перестраивать придется не так уж много, и для этого идеально подойдет Джек Фуллер, архитектор и большой друг Джефри. Она принялась говорить Майку, что уберет вот эту стену, а эту комнату расширит, поставит современную кухонную плиту взамен устаревшей и, конечно, модернизирует систему подачи горячей воды. Нужно будет обязательно провести центральное отопление, без этого она просто не сможет здесь жить.
– Ты имеешь полное право, находиться в тепле, мадам мерзлячка, – сказал он, сжимая ее руку. Она не была уверена, что он внимательно ее слушает, хотя и полностью соглашается с тем, что она говорит. Никто из них не затрагивал вопрос о стоимости, а также то, что по счетам придется платить ей.
Она была очарована длинной общей комнатой с тремя окнами, выходящими на широкую лужайку с темным, навевающим спокойствие кедром. А эта немного странная и тесная комната в глубине дома очень даже подойдет для кабинета Майка. Из нее открывается замечательный вид на зеленые пологие холмы. Ну, а столовая выше всяких похвал. И эти альковы – самое подходящее место для ее китайского фарфора. Наверху оказалось много спален, и одна особенно ей понравилась – та, откуда были видны крыши деревни со старой церковью с прямоугольной серой башней.
– Как красиво, Майк! – произнесла она взволнованно, когда они стояли у окна.
– Это была комната моих родителей. В ней младенец Майк открыл свои голубые глазенки и заорал во все горло, что он успешно делает и по сей день, – громко засмеялся он.
Венеция, исполненная к нему нежности, не знала, как ей быть. Она чувствовала себя одновременно и матерью, и женой.
– О! – сказала она, прижимаясь к нему. – Должно быть, ты был ужасным ребенком, но я все равно очень люблю тебя!
– Я страшно рад, что тебе понравился мой старый дом, – выдохнул он, обнимая Венецию. – Я все боялся, что он приведет тебя в уныние.
– Как раз наоборот. Здесь очень мило. В доме много света. Нам будет хорошо здесь. Он отпустил ее и вытащил сигарету.
– С твоим вкусом ты сделаешь из него конфетку. Можешь выбрасывать все, что тебе не нравится.
Венеция очень обрадовалась словам Майка. Большая часть мебели была совершенно безобразна. Ковры и занавески давно износились. Очевидно, мать Майка не отличалась большим вкусом, но Венеция никогда бы не осмелилась высказать это вслух. Как хорошо, что Майк заговорил первым.
Бедная мама плохо разбиралась в таких вещах, а папе было на все наплевать, кроме охоты… как и мне.
Венеции стало жаль Майка. Да и не удивительно, что он не похож на Джефри. Ну, что ж, она займется его воспитанием.
Майк облегчил ей задачу, когда беззаботно разрешил выбросить весь «хлам», который ей не по душе.