– Если бы мы сейчас находились у нас, во Фрейзер-Кип, то могли бы спуститься вниз и окунуться в речной заводи, – сказал Коулт. – Затем вытянуться на лужайке и просохнуть. А у вас во дворах вместо зелени лишь жалкие кустики да сорняки. Боже, как мне не хватает зеленых холмов Виргинии!
– Фрейзер-Кип – это название городка, откуда вы родом?
– Нет, так называется мой дом. Моя семья обосновалась в Виргинии с начала ее колонизации. Вы когда-нибудь были на Востоке, Кэсси? Вы не возражаете, что я вас зову Кэсси? Все ведь так делают.
– Кэсси – это же мое имя, – шутливо согласилась она. – Я никогда не была на Востоке, впрочем, как и на Юге. – Она обхватила свои согнутые ноги и прижала их к груди, ее мягкий взгляд стал трогательно задумчивым. – Я читала об огромных городах на Севере и не менее грандиозных плантациях на Юге, но никогда не видела ни тех, ни других. Может, когда-нибудь и увижу.
– Великое множество этих южных плантаций сейчас разорено. Столетние родовые поместья сожжены или представляют собой лишь жалкую оболочку своего былого величия. Я покидал Фрейзер-Кип, когда была весна. Запах магнолий и жасмина, цветущих яблонь и апельсиновых деревьев наполнял воздух. А здесь одна только пыль, она забивает нос, и от нее першит в горле.
– Но если вы так сильно любите Виргинию, зачем тогда покинули ее? Могу только вообразить, как вам не хватает дома.
– Виргиния всегда останется в моем сердце, но сейчас я сыт по горло войной, разрушениями и этой проклятой Реконструкцией.
– Прошу извинить меня, Коулт. Хотя многие у нас на Западе потеряли своих близких, которые сражались на обеих воюющих сторонах, дома и жизненный уклад остались неразрушенными.
– Чего отнюдь нельзя сказать о Юге. Каждый из южан дорого заплатил за эту войну. Моя семья потеряла пять человек. Отец и мать, а также двухлетний сынишка Уилла умерли от холеры. Его старший сын погиб под Шарпсбергом, а ведь Джимми было всего лишь шестнадцать. Мой самый младший брат, Энди, погиб во время атаки позиций северян под Геттисбергом. Но как будто этого было мало. В прошлом году янки налетели на Юг подобно прожорливой саранче, прикрываясь пресловутой Реконструкцией и обещая богатство бывшим рабам, которые стали свободными и бездомными. Тем же, кому повезло, и они нашли работу, пришлось от восхода до заката горбатиться за такие крохи, на которые нельзя было прокормить семью.
– Мне горько слышать это. – В ее глазах вместо задумчивости теперь отражалось сострадание.
– Четыре года я и мои братья сражались на этой проклятой войне, – продолжал Коулт. – К счастью, Уилл из кожи вон лез, чтобы сохранить наш дом и хозяйство, и когда война закончилась, мы вернулись, по крайней мере, не на пустое место. У многих других и того не было. Юг переполнен ранеными и искалеченными людьми, которые по-прежнему носят свой потрепанный серого цвета военный мундир, словно знак воинской доблести.
Жесткая линия его рта немного смягчилась от улыбки.
– Кроме Клэя и Лисси у меня уже появилось двое племянников, которых я еще не видел, а также зять и невестка. Теперь в обеих семьях по ребенку – они наполовину янки, наполовину южане.
Коулт задумчиво смотрел вдаль, затем взглянул на Кэсси и улыбнулся:
– Думаю, что назрела пора браться за восстановление этого края.
– А что случилось с другими вашими братьями? – спросила Кэсси.
Улыбка еще сильнее заиграла на его лице.
– Гарт мотается по свету, мечтая найти золото, и не имеет ни малейшего желания обзаводиться семьей. Похоже, что лишь от Джеда зависит пополнение семейных рядов у нас на родине, впрочем, это только мои наивные предположения. Четыре года войны и один год Реконструкции достаточно тяжелое испытание для любого мужчины. Пора сменить обстановку, побродить по свету да покуролесить.
– Итак, вы собираетесь присоединиться к Гарту и стать золотоискателем?
– Нет. Насколько я себя помню, меня всегда тянуло стать законоведом или блюстителем закона. Подрастая, я упражнялся в логических построениях и стрельбе до тех пор, пока не завоевал репутацию самого сообразительного парня и лучшего стрелка в наших местах.
Кэсси рассмеялась:
– Вам не стоит убеждать меня в этом. В самом деле, во время ограбления дилижанса вы сориентировались очень быстро и метко выстрелили. Но отчего вы не стали юристом у себя дома?
– К сожалению, у меня на родине отпала нужда в юристах-южанах: все должности захватили пришлые янки. Но понаслышке мне известно, что земли к западу от Миссисипи столь дикие, что взывают к закону и порядку.
– Так вот почему вы приняли предложение моего отца стать его помощником?
– Да. Кроме того, после нападения на дилижанс я приобрел еще некоторый опыт.
– Отцу, наверное, понравилось, что вы согласились стать его помощником.
– Но Калифорния все-таки мне больше по душе, там больше зелени. Мои братья и сестры много пишут о диких цветах, высоких деревьях, стремительных ручьях и реках, и, если верить Лисси, которая более поэтичная натура, чем Клэй и Гарт, «Тихий океан ласково лижет изрезанное скалами побережье».
Он усмехнулся, но как-то особенно тепло и приятно.
– Клэй даже разбил виноградник в надежде получать свое собственное вино. Он пишет, что Калифорния – то самое место, где всякий человек может ожидать исполнения всего, о чем бы он ни мечтал.
Кэсси улыбнулась:
– Уверена, что ваши мечты сбудутся, помощник Фрейзер.
Коулт встал.
– Думаю, что мне давно пора приняться за дело, иначе я потеряю свою работу в первый же день.
– Спасибо вам за помощь, Коулт.
– Пустяки, работал я с удовольствием. Кстати, неплохо бы вам смыть краску с вашего носа. – Он легко дотронулся до его кончика. – Это настолько привлекательно для глаз, мисс Брейден, что кто-нибудь может принять вас за индейца, вышедшего на тропу войны.
Он подмигнул ей и пошел прочь.
Кэсси проводила его взглядом: постепенно удаляясь, он шел ровными большими шагами. Когда он рассказывал о разрушенном Юге и своей семье, она ощутила в сердце острую боль.
«Кэсси, будь бдительна. Мужчины гораздо более опасны, чем ты думаешь», – шептал ей внутренний голос.
Пока Коулт, верный долгу, обходил городок кругом, мысленно он все время возвращался к тем часам, которые он не без приятности для себя провел с Кэсси. Ему с трудом верилось, что за все это время он ни разу не подумал о сексе. Но сейчас, как это ни глупо, мысли именно об этом упорно лезли ему в голову. Помимо ее манеры носить мужские брюки, в этой девушке было еще что-то особенно привлекательное.
Подойдя к платной конюшне, Коулт заметил трех шалунов, едва не ползающих на животах по улице. Носами Сэм и Боуи почти упирались в землю и, видимо, рассматривали два каких-то мелких предмета в дорожной пыли. Как только он подошел ближе, то понял, что этими предметами были две одноцентовые монетки.
– Что тут происходит?
Сэм приподняла голову, и он отчетливо заметил в ее взгляде раздражение.
– Мы размышляем.
Удивившись, Коулт сдвинул шляпу себе на макушку.
– И над чем же вы тут размышляете?
– Какая из двух монеток ближе к стене, помощник Фрейзер? – вдруг спросил Боуи.
Коулт пристально посмотрел на монетки.
– Та, которая справа.
– Что я говорил! – воскликнул Боуи.
– Ну и что, вы оба ошибаетесь, – возразила Сэм. – Левая ближе.
Коулт согнулся и взглянул на монеты под другим углом зрения.
– По зрелом размышлении я полагаю, что расстояния одинаковы. – Он распрямился. – Итак, что все это значит?
– Мы бросаем монетки и смотрим, чья монетка окажется ближе к стене.
– А дальше?
– Выигрывает тот, чья монетка ближе, – пояснил Боуи, – он забирает с кона другую монетку.