Кенит покачал головой.
— Дело не во мне, а в тебе. Ты так перенервничала, что уже не разбираешься в собственных чувствах.
— Мои чувства — это мое дело! — выпалила Эва.
— Конечно, — кивнул он, отходя к лошадям и выводя их из загона.
Она поспешила за ним.
— Что значит — конечно? Почему ты считаешь себя экспертом по моим чувствам? Ты же ничего о них не знаешь.
— Милая моя, — вздохнул Кенит, — мы с тобой встретились около восемнадцати часов назад. А мне кажется, что я знаком с тобой восемнадцать лет. Знаю, как тебя рассмешить, как вывести из себя. Все теперь знаю.
— Ты ничего не знаешь, — капризно возразила она, борясь с желанием дотронуться до него и стряхнуть с рубашки сосновые иголки.
Он помолчал и тихо произнес:
— И я знаю, как полюбить тебя…
Ранчо встретило их тишиной. Кенит спешился и помог спутнице соскользнуть с седла. Близость мужчины действовала на нее возбуждающе. Ей почему-то казалось, что он поцелует ее, но, не дождавшись желаемого, Эва спросила:
— Могу я воспользоваться твоим телефоном?
Кенит с равнодушным видом кивнул.
— Конечно. Я буду в конюшне, так что тебе никто не помешает.
Эва смотрела, как он снова сел в седло и взял за поводья вторую лошадь.
— Спасибо за сегодняшний день, — сказала девушка.
— За весь день? — с ухмылкой поинтересовался он.
Эва уставилась ему в лицо, наполовину затененное шляпой, и дерзко заявила:
— Я все равно выйду замуж за Дэвида.
Кенит рассмеялся.
— Из чувства долга я бы и не такое сделал. А где же чувство любви?..
Она растерянно открыла рот и, не найдя нужных слов, убежала в дом, ничего не видя от слез. Ей казалось, что Кенит бросится следом, станет отговаривать, объяснять, как она не права, запретит выходить замуж за нелюбимого человека, но вскоре поняла, что хватается за соломинку. Через несколько дней этот йеллоустонский сердцеед забудет о ней, станет вывозить на прогулку Лоринду. Так что придется выходить замуж за Дэвида. Дернул же ее черт за язык заявить Кену о том, чего вовсе не собиралась делать.
Интересно, а что происходит дома? Родители расстроились, узнав, что ей предстоит деловая поездка. Но они поддержали ее, поняв, как она нервничает из-за Дэвида. Ни мать, ни отец не были высокого мнения о женихе.
Ее обычная городская жизнь казалась такой далекой, такой нереальной. Девушка вздохнула, посмотрела на телефон. Надо звонить в Чикаго. Может быть, удастся добиться, чтобы Дэвид освободил ее от данного ему обещания.
На звонок ответила Барбара, и рука Эвы непроизвольно сжала трубку.
— Минуту, — произнес низкий неприветливый голос, — он в постели.
Эва заерзала на стуле, подавляя желание вырвать телефонный провод из розетки и вышвырнуть аппарат в окно. Услышав голос Дэвида, она собралась с духом.
— Я знаю, что мы заключили сделку, но не понимаю, почему так необходимо афишировать свои свидания с Барбарой…
— Не понимаю, о чем ты, — невозмутимо ответил он. — Она моя секретарша, мы тут просматриваем отчеты.
Эва медленно досчитала до пяти.
— Можете заниматься чем угодно, — холодно проговорила она. — Мне плевать, я звоню, чтобы отказаться от данного тебе обещания. Я, должно быть, сошла с ума, когда согласилась.
— Вот как? — скучающим тоном спросил Дэвид.
— Да, так, — отрезала Эва. — Что бы ты ни говорил, я не собираюсь выходить за тебя. — Она глубоко вздохнула. Все оказалось не так трудно, как представлялось.
А потом заговорил Дэвид, и она почувствовала, что ее охватывает дрожь.
— Конечно, свадьба состоится, — ответил он елейным тоном, который был ненавистен ей. — Подумай, на какие издержки уже пошли твои родители. Для них твой отказ будет ударом.
— Они скорее отменят все, чем согласятся видеть меня несчастной. — Эва готова была сорваться на крик.
— Не думаю, что они все отменят, — ответил Дэвид. — Ты еще явно не ознакомилась с копиями тех документов, которые я передал твоему отцу. Когда прочтешь, то наверняка окажешься, как и положено, в субботу у алтаря, а на лице твоем будет широкая улыбка.
В трубке раздался щелчок, и обескураженная невеста замерла у телефона, тупо вслушиваясь в тишину пустого дома.
Эва пересела на диван и, откинувшись на спинку, задумалась о подстроенной Дэвидом ловушке. Он не спешил, играл с ней, как с лососем на крючке. Для него она была желанным призом, вернее, призом был ее капитал, лежавший в банке.
Сначала Дэвид Саймон казался таким милым и обходительным, так старался угодить ей, водя в самые дорогие рестораны и магазины, что девушка была по-настоящему ослеплена. Теперь-то она все поняла: когда они в первый раз поссорились из-за Барбары, он показал те самые проклятые бумаги. Вот и пришлось сдаться, согласившись на все его требования.