– Конечно, люблю.
Он провел рукой по ее волосам.
– Я знаю, что ты любишь меня. Но мне бы хотелось, чтобы ты говорила об этом как можно чаще, – он продолжал гладить ее волосы. – Это прекрасные слова, Эллен. Их приятно слушать не только женщинам, но и мужчинам. Ты, наверное, здорово устала. В отличие от тебя, мне удалось хоть немножко отдохнуть. Иди-ка ложись спать, а я посижу возле Ричарда.
Она подняла голову и, вглядываясь в его усталое, сонное лицо, улыбнулась. Кэвин и вправду выглядел смешно. Небритый, со всклокоченными волосами, воротник рубашки расстегнут.
– Я тоже побуду возле него вместе с тобой.
– Ах ты, моя соблазнительница! – воскликнул Кэвин и, подхватив Эллен, посадил ее к себе на колени и принялся целовать ее шею.
Затем рука Кэвина скользнула под шелковое платье, и она чуть слышно вздохнула, предвкушая наслаждение.
Пальцы его трогали кончики ее грудей, сначала одну, затем вторую. По напрягшимся соскам Кэвин понял, что ей не терпится ему отдаться. Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она выгнулась, устремляясь ему навстречу. Сердце ее бешено колотилось.
– Эллен, сладкая моя Эллен! – невнятно бормотал Кэвин, обнажая ее грудь.
Разгорающийся в камине огонь как бы подхлестывал их страстный порыв. Светлые блики от пламени падали на ее обнаженную грудь. Кэвин с вожделением смотрел на ее красивое тело.
– Скажи, Эллен, ты любишь меня? Скажи… ты будешь со мной всегда?
– Давай обойдемся без обещаний, – шепнула она ему на ухо. – Просто люби меня, Кэвин! Люби такой, какая я есть.
Кэвин застонал. Он хотел большего. Он сам не знал, где предел его желаний, но сейчас ему было позволено обладать ее телом, и это было прекрасно.
Поудобнее устроившись на его коленях, Эллен сняла с него рубашку и стала гладить ладонями мускулистую волосатую грудь мужчины, которому когда-то отдала свою девственность.
Взаимные прикосновения возбуждали желание, еще более жаркое, чем пламя камина.
Казалось, он готов целовать ее бесконечно, пока не обезумеет – целовать губы, изящную шею, милые уши, лоб, глаза… ну и, конечно, груди, живот, опускаясь все ниже и ниже до самого восхитительного, потаенного…
Они не заметили, как оба разделись донага. Их одежда неслышно упала на пол.
Они стояли, обнаженные, в свете камина, слившись воедино. На какой-то момент сознание вернулось к ним.
– Ты стала опытной любовницей, – произнес Кэвин с улыбкой. – Откуда взялись такие познания?
– У меня был хороший учитель, – откликнулась она.
– Мне нравится учить тебя, – сказал Кэвин. – И, кажется, мои уроки усвоены.
– А мне нравится быть твоей ученицей.
Эллен склонила голову и принялась покрывать поцелуями его грудь.
– Нет-нет! Хватит! – вскричал он, изнемогая от страсти.
Губы их вновь встретились, приоткрылись, позволив языкам соединиться в жарком любовном поцелуе.
Он заключил ее в кольцо своих сильных рук, бросил на постель и упал на нее.
Его проникновение внутрь ее лона было стремительным. Он не так этого хотел, как хотела она, раскаленная и податливая, словно вулканическая лава. Они жаждали чего-то большего, но им надо было освободиться… и взлететь на крыльях любви.
Он еще никогда не любил ее так, как сейчас.
И вот наступило сладостное забвение. И, уходя в беспамятство, она вдруг произнесла:
– Ричард… Ричард…
– Я рядом, Эллен. Спи спокойно. – Он укрыл ее мягким покрывалом. – Я разбужу тебя, когда это будет необходимо…
Она благодарно поцеловала его в лоб.
– Спасибо тебе, милый.
– За что спасибо? За то, что я обещал тебя разбудить?
– Нет-нет. За другое… За то, что ты принял на себя тяжкую ношу…
– Какую?
– Меня… и мои тайны.
– К черту твои тайны, моя рыжая Эллен! Я хочу, чтобы мы поженились.
– Я не могу.
– Что ты не можешь?
– Стать твоей супругой. Ты уже обладаешь мной, и я тебя люблю. Разве мужчине этого не достаточно?
– Я хочу быть единственным, кто имеет право… – он не стал продолжать. И так все было ясно. Вместо ответа Эллен отвернулась, уткнувшись лицом в подушку. – Но обещай мне… – взмолился он.
Она глухо произнесла:
– Не требуй от меня невозможного. Оставим все вопросы на завтра.
Кэвин поцеловал ее затылок и задул свечу возле кровати.
– Я буду задавать тебе все те же вопросы… И завтра, и послезавтра… и до бесконечности… пока ты не скажешь «да», – говорил это он сам себе. Эллен уже спала.
16
Кэвин надел свежую, хорошо отутюженную рубашку и повязал вокруг шеи изысканный шелковый шарф. Вдалеке послышался звон колоколов, возвещающий о наступлении Рождества. Кэвин радостно улыбнулся. Он предлагал Эллен отметить праздник у него дома, в спальне, но она отказалась. Ричард все еще не мог вставать, и Эллен побаивалась оставлять его одного. Все это время она вообще редко выходила из дома, разве только за покупками, да еще в театр. Кэвин очень хорошо понимал ее и не выказывал своего недовольства. Впрочем, у него не было для этого особых причин – он сам часто бывал в доме Ричарда.
Странная перемена произошла в отношении Кэвина к Ричарду. Уважение, которое он испытывал к этому сильному, волевому человеку, заставившему свою гордость смириться, постепенно переросло в симпатию и даже в привязанность. К его удивлению, у них оказалось много общего, не считая, конечно, любви к златовласой актрисе и глубоко скрытой в душе зависти друг к другу. Уходя в театр, Эллен просила Кэвина побыть с Ричардом, и тот с удовольствием делал это. Они много разговаривали, играли в карты, и так уж случилось, что двое соперников стали почти друзьями.
Кэвин присел на край кровати и стал надевать гетры. Внезапно его нога наткнулась на какой-то острый предмет, торчащий из-под кровати. Резкая боль заставила его отдернуть ногу. Кэвин откинул покрывало, ниспадавшее с кровати, и увидел угол портрета, о котором уже почти забыл.
«С праздником вас, Каролина Вакстон», – усмехнулся Кэвин, вытаскивая картину из-под кровати.
В суматохе последних недель он ни разу не вспомнил о портрете, который не так давно занимал все его мысли. Он убеждал себя в том, что положил его туда специально, дабы не волновать Эллен. Ей вряд ли понравилось бы видеть в его спальне портрет молодой женщины. На самом деле это было не совсем так – Кэвин прятал портрет ото всех, не желая ни с кем делить красоту нарисованной женщины. Ему не хотелось, чтобы портрет кто-нибудь увидел, он скрывал его не только от Эллен и гостей, но даже и от слуг.
Кэвин достал тяжелую картину и поставил ее к стене. Снова сев на кровать, он принялся разглядывать лицо таинственной незнакомки, принесшей семье Вакстонов столько несчастий. Удивительно, но та ненависть, которую совсем недавно вызывал в Кэвине этот портрет, исчезла, испарилась. Не было уже и той жажды мести. Обаяние Эллен помогло Кэвину избавиться от желания отомстить за смерть брата. Да и сама боль от потери брата притупилась, что толку искать какую-то Каролину, ведь даже ее смерть не поможет вернуть Уолдрона.
Да и где искать исчезнувшую неверную жену, убившую своего мужа? Странно, но к этому убеждению Кэвин пришел благодаря общению с Эллен. Это она заставила его больше думать о живых и о самой жизни. А жить становилось так прекрасно, когда рядом была Эллен!
Да, Кэвин давно начал подумывать над тем, что пора прекратить всякие поиски Каролины. Наследство и титул он получил. К чему теперь ворошить прошлое? Зачем заглядывать в мир, на котором лежит печать смерти? Теперь Кэвина больше интересовало будущее – его довольно скорый отъезд и отношения с Эллен. О том, что им вскоре придется расстаться, думать ему не хотелось.
И если раньше одного взгляда на картину было достаточно, чтобы сердце Кэвина воспылало гневом, то теперь портрет вызывал в нем только восхищение. Может быть, еще некоторое любопытство к судьбе этой женщины. Но не более того.
Какой была эта Каролина Вакстон? В какой степени она отвечала тем описаниям, которые давал ей Уолдрон? А может быть, она была совсем другой? И как она выглядела в жизни? На картине она изображена в профиль. Она словно отвернулась от художника. Почему? Прятала глаза? Интересно, какие чувства горели в них? Судя по имени художника в углу картины, Уолдрон заплатил за портрет немалую сумму. Но тогда почему он допустил, что ее лицо почти скрыто? За что он, собственно, заплатил? За тайну?