Ресницы девушки дрогнули. Подняв глаза, она вопросительно посмотрела на него.
– Но… но почему вы полагаете, что я могу довериться вам?
С минуту Ричард подумал над словами девушки и затем ответил:
– А у вас есть еще кто-нибудь, кому вы можете доверять?
Девушка обреченно покачала головой.
– Ну вот видите, – проговорил Ричард и взял ее дрожащую руку в свою. – Тогда у вас просто нет выбора. Не так ли?
2
Лондон, 1664 год.
Откинувшись на спинку уютного кожаного сиденья, Кэвин Вакстон, граф Вакстон, задумчиво кивал. Он не очень-то вслушивался в то, что говорили его приятели, их беседа не интересовала его. В гораздо большей степени его занимали собственные проблемы. Кэвин приехал в Лондон всего несколько дней назад и предпочел бы остаться у себя в комнате на Ковент-Гарден, чтобы как следует обдумать свое положение. Однако, к несчастью, старинный приятель Кэвина, Джеймс Ноулз, подвернулся ему в здании Королевской биржи совершенно случайно. Результатом встречи и явилось посещение Королевского театра. Джеймс долго убеждал его, что это будет незабываемая ночь, и Кэвин хоть и неохотно, но поддался на его уговоры.
Украшенная гербом карета Джеймса грохотала по Друри-лэйн, с трудом пробиваясь сквозь толпу торговцев, спешивших по своим делам мастеровых и назойливых нищих. Проехать по улице оказалось непросто – дорогу то и дело перебегали мальчишки с тележками, а навстречу шли другие кареты. Приходилось надолго задерживаться. Шум стоял невообразимый, порой Кэвин с трудом разбирал, что говорит ему Джеймс. Помимо прочих неудобств, стояла страшная жара, в карете было так душно, что человек, физически не очень крепкий, просто упал бы в обморок.
Поглядывая в открытое окно кареты, Кэвин не переставал удивляться переменам, происшедшим в Лондоне за последние три года. Он уехал отсюда в 1661 году, сразу после того, как король Карл наградил его большими земельными владениями в американских колониях. Это был щедрый подарок, плата Кэвину за его верность короне и за деньги, некогда предоставленные королю на ведение войны. Тогда, до отъезда, Лондон был весь в руинах. Пуритане довели город до крайней убогости. Кэвин никак не ожидал, что Лондон так быстро возродится. Теперь это был довольно крупный и процветающий город, вполне заслуживающий звания столицы могущественной державы.
Восстановление Лондона ознаменовалось расцветом пошлости, непристойности и разврата. Отовсюду веяло растлением и воровством. Казалось, сам воздух Лондона пропитан грехом и заражает своей отравой его жителей. Во всем чувствовался дикий разгул, в каждом жесте и каждом звуке сквозила похоть. Честность уступала место бесчестию.
Кэвину порой казалось, что все лондонцы без исключения, где бы они ни находились – дома ли, в многочисленных харчевнях и пивных, на улицах или магазинах, – заняты какими-то очень важными делами. Он не видел различия между аристократами, мечущимися по бирже, и шныряющими по улицам карманниками. Стремления и тех и других были направлены только на приобретение золота, разница заключалась лишь в том, что первые искали слитки, а вторые удовольствовались бы срезанными с камзола пуговицами. И поиски эти не прекращались ни на минуту. И эта всеобщая гонка за богатством напоминала сумасшествие, безумие, враз охватившее всю нацию. Вся Англия процветала, но Кэвин видел и обратную сторону обогащения – озабоченные и безрадостные лица аристократов, по духу и по сути своей ничем не отличающихся от уличных попрошаек.
Не прошло и двух дней, как Кэвин начал скучать по чистому и вольному воздуху американских колоний, по их необозримым пространствам, поражающим своей красотой и чарующей безмятежностью. Здесь, в Лондоне, ему было не по себе. Куда-то спешащие люди пугали его, он боялся затеряться в толпе и исчезнуть, словно раствориться. Но еще больше его страшила мысль стать таким же, как и все. Быть подхваченным волной стяжательства, закрутиться в золотом водовороте он не желал. Кэвин отвык от многолюдья. Он чувствовал себя в Лондоне неуютно, далеко не так спокойно и свободно, как в Мэриленде. Только там, на бескрайних просторах, на изрезанных чудесными бухтами землях, познал он, что такое настоящая свобода.
Собственно говоря, Кэвин не хотел ехать в Лондон. Вначале он намеревался послать в столицу своего представителя с прошением о приобретении новых земель. Пересечь океан его заставило письмо, полученное от поверенного его брата Уолдрона.
В письме, кстати, с неточно указанным адресом, отчего оно около двух месяцев бродило по колониям, сообщалось о печальной кончине графа Вакстона, убитого собственной женой, и о небольшом наследстве. Известие о смерти брата поразило Кэвина так сильно, что он решил немедленно ехать в Лондон. Но не погоня за титулом двигала им и не желание получить деньги, хотя и столь необходимые. Молодого графа Вакстона гнала в Лондон жажда восстановить справедливость.
Однако по приезде в Лондон он был удивлен еще больше. Как ему удалось выяснить, гнусную преступницу, бежавшую из дома в ночь убийства, не схватили и не предали суду. В то время когда его брат Уолдрон гнил в земле, его жена была жива и здорова. Несмотря на то, что Кэвин ни разу не видел свою невестку, он решил во что бы то ни стало найти ее и предать в руки правосудия. Он поклялся, что не покинет Англии до тех пор, пока не увидит жену Уолдрона на виселице.
Кэвин поднял голову и увидел изумленный взгляд Джеймса.
– Извини, Джеймс, я не расслышал твоих слов. Тут такой шум. Что ты сказал?
Джеймс наклонился и дружески похлопал Кэвина по руке. Оба друга были прекрасно одеты, великолепные бархатные костюмы дополняли золотые цепочки на груди и манжетах. У обоих были модные шляпы с перьями. У Кэвина – с более традиционным зеленым, у Джеймса – с ярко-красным, делавшим его похожим на петуха.
– Я сказал, что с тех пор, как ты отсюда уехал, Лондон здорово изменился, – добродушно произнес он.
Кэвин повернулся к окну и снова с удивлением взирал на крикливый, кичливый Лондон.
– Да, – ответил он, подтверждая свои слова кивком. – Лондон сильно изменился. Такой грязи раньше не было. На улицах полно народа, и по большей части карманники, – усмехнулся Кэвин. – По крайней мере, честное лицо стало здесь редкостью.
– Да, – кивнул Джеймс. – На запах золота, привезенного с собой Стюартом, сюда устремились многие. Правда, достанется оно не всем, кое-кому может и не хватить, – Джеймс многозначительно посмотрел на двоих приятелей, согласившихся составить компанию ему и Кэвину. Из всех четверых в действительности похвастать богатством мог только он. Это ему два года назад было выдано право именем короля захватывать иностранные суда, привилегия столь же почетная, сколь и высокооплачиваемая. – Да, преступников в Лондоне, конечно, многовато, – мрачно проговорил Джеймс. – Но что делать, это необходимая плата за процветание, – он скрестил руки на груди. – Но не стоит все изменения сводить к росту преступности и во всем видеть только плохое. Подожди, сейчас приедем в театр, и ты увидишь, что Лондону есть чем гордиться.
Кэвин удивленно поднял брови. Чтобы не обижать друга, он изо всех сил старался выказать заинтересованность его сообщениями, хотя на самом деле больше всего ему сейчас хотелось обратно домой. В руках у него находились кое-какие документы брата, и Кэвин надеялся с их помощью выйти на след его вдовы.
– Вот как? И чем же, по твоему мнению, покорит меня Лондон?
– Женщинами, – ответил Джеймс.
Кэвин заставил себя улыбнуться.
– Женщинами, говоришь?
Один из приятелей Джеймса, одетый в костюм бледно-лилового цвета, хлопнул по колену шляпой, украшенной пурпурным пером.
– И какими! – восхищенно воскликнул он. – Они поют, танцуют, ходят по сцене полуобнаженными. И кроме того, – посмеиваясь, проговорил он, – умеют развлекать своих гостей за вполне приемлемую плату. Наш друг, – он повернулся к Джеймсу, – как раз везет нас на такую вечеринку. После спектакля мадам Люси Мейнор согласилась поехать с нами в таверну отужинать.