Я постучалась и вошла, стараясь несмотреть, вокруг, быстро прошла к Арнольду Витальевичу, чувствуя,как краснею под взглядами, и отдала папку мужчине.
- Инга Петровна просила передать.
- Спасибо, Лесь.
Я кивнула и поспешила поскорее покинуть комнату. Щеки жгло огнем, выйдя наружу, я завернула за угол и застыла, во мне поднимала какая-то волна, может адреналин,тетя Ингаговорила что-то о нем. Пока я шла обратно, в моей голове зрела мысль, а не попробовать ли, как говорил Арнольд Витальевич, понаблюдать за всеми?"
Я оторвалась от записей, чувствуя, что горят уже мои щеки. Вот оно, даже мимолетное упоминание о Болотове меркло перед тем, что я искала. Что же такого нашла Леся, что боялась это оставлять и не хотела уничтожать. Мой взгляд упал на часы, пора было идти, как бы мне не хотелось продолжить читать. Спрятав дневник, я покинула комнату, направляясь в соседний корпус, где обитал наш психолог. Очередной вынос мозга.
- Итак, Лена, как дела?
- Хорошо, - я взяла за моду отвечать стандартными и общими фразами, чтобы как можно быстрее отделаться от психолога и не позволять ей обвинять меня в излишней замкнутости и заставлять копаться в себе еще глубже, чем мне этого хотелось бы.
- Ты отвечаешь хорошо, потому что привыкла говорить это своим подругам?
- Я отвечаю хорошо, потому что у меня все хорошо.
- И ты не хотела бы что-то поменять?
- Все что-то хотят поменять, - пожала я плечами. - Но это ни о чем не говорит.
- Совсем не так Лена. Что бы ты хотела поменять? Какую-то ситуацию или саму себя?
Ну вот, кажется, ничего и не говорила, а она опять вышла на свою любимую тропу.
- Я думаю лишь о том, что чем меньше вы заставляете меня копаться к себе, тем лучше я себя чувствую.
- Копить подобные эмоции нельзя в себе Лена, и пока ты не научишься давать этому выход, наши занятия будут продолжаться.
- Выход чему?
- Ненависти.
Едва оказавшись снова в своей комнате, я закрылась на замок и кинулась к тайнику, как алкоголик к своей заначке. Достав тетрадь, я поспешно нашла место, на котором остановилась и продолжила чтение.
"Не могу понять, что именно я должна писать. Неужели все, каждую мелочь? Может начать с этого? Это так сложно, я думала, будет проще. Кстати, я набралась смелости и заглянула в ангар, когда там никого не было. Я подошла к манекену, совсем не зная, как по нему бить и попробовала ударить. Это было нелепо, я сама чувствовала. И тут из подсобки показался Виктор Михайлович. У меня сердце в пятки ушло, хотелось провалиться сквозь землю, я даже покраснела.
- Зашла наконец-то?
Я только и смогла, что промямлить что-то нечленораздельное. Он не смеялся, даже наоборот, показал, как надо бить, сделал манекен меньше и оставил меня одну. Я била так долго, что у меня заболели руки и даже покраснели. Наверное, так и должно быть. Он так и не вышел больше из своей подсобки, и я ушла домой"
Я закрыла тетрадь и легла на кровати, свернувшись в клубок. В чем-то психолог была права, внутри меня копилось что-то, но я не была уверенна, что это ненависть. Возможно, это кувшин, в который как вода постепенно капает все, что мне не нравится здесь, и когда-нибудь этот кувшин переполнится, но сейчас он еще не переливается через край.
Я вспомнила девушку, которую видела на праздновании нового года. Ей не нравилось это место и жила она тем, что выучившись, сполна отомстит своим обидчикам их же монетой. Может они думают, что после всего этого, я стала такой же, как она? После того, как я напала на Ингу и Виктора на поле. Тогда, это лишь зашита самих себя, а не помощь мне найти себя. Возможно, им не нужны агрессоры, которые ненавидели бы их так сильно. Но тот порыв был сиюминутным, и я совершенно не понимала, что делала. Обычно это называют состоянием аффекта. Но, чтобы это ни было, и как бы я их ни ненавидела, я все еще не в состоянии их убить, не хочу быть такой как они...
Я вновь потянулась за тетрадью.