Выбрать главу

Поначалу его губы слегка прикасались к моим. Как будто ты ступаешь в водоем и пробуешь, будет ли вода теплой или холодной. Теплота — всё, что я чувствовала. Мое сердце трепетало, затем забилось сильнее в тот момент, когда он остановился и в этот раз с большим давлением позволил мне почувствовать неимоверное ощущение его губ, прижимающихся к моим. Сперва я слегка приоткрыла губы, но этого было недостаточно, чтобы он понял, что я хочу большего. Он подхватил мою инициативу и прижался ко мне ближе. Брукс Тёрнер обернул свою руку вокруг моей поясницы, притягивая меня к себе, а другую запустил в мои волосы. Его язык танцевал вдоль моих губ, прежде чем погрузиться в мой рот, требуя большего. Я вздохнула и растаяла перед ним. Этот поцелуй был не похож на те безумные неопытные первые поцелуи. Не существовало никакого изучения того, что нравилось одному человеку — быстро или медленно, мягко или жестко, больше языка или губ. Тёрнер был смесью этого. Он двигал ртом в требовательной манере, прежде чем замедлил темп, и я последовала его примеру. Никогда в жизни у меня не было поцелуя подобного этому. Я не хотела, чтобы он заканчивался. Не имела ни малейшего понятия как долго мы так стояли, а Тёрнер всё ещё сохранял ведущую роль, но в конечном счете всё закончилось нежным легким поцелуем, а потом сладким поцелуем в кончик моего носа.

Мои глаза всё ещё были закрыты, когда он произнес моё имя:

— Аннабелль.

— Хмммм?

— Как ты себя чувствуешь?

Как я себя чувствую? Вообще есть ли у меня какие-нибудь чувства? Я пошевелила пальчиками ног и убрала руки с его груди. Я не представляла, что так сильно схватилась за его рубашку, что весь её материал был теперь измят. Да, у меня были определённые чувства.

Я прикусила нижнюю губу и застенчиво посмотрела вниз.

— Хорошо.

Он слегка приподнял мой подбородок своим указательным пальцем.

— Уверена?

Я хотела расхохотаться. Он знал, что только что сделал со мной. Я расклеилась и позволила мужчине дать мне почувствовать что-то большее, чем просто увлечение.

— Точно уверена.

Он ухмыльнулся.

— Хорошо. Пойдём.

Мы всё ещё стояли там, где он остановил меня — на обочине дороги, невзирая на то, что соседи видели публичную демонстрацию нашей привязанности. Тёрнер снова взял меня за руку и направился к дому. Он рассказывал о своей семье и о том, насколько безумными они могут быть, пока огромная улыбка не сходила с моего лица. Было ли это счастье? То же, что чувствовали женщины из больницы, которые постоянно клеились к нему? Я не хотела быть одной из них, но чувствовала, что увязаю в этом. Я хотела пойти домой и рассказать Чезу о поцелуе, как девочка-подросток, пока мой толстый кот будет безразлично наблюдать за мной. Равнодушие к Тёрнеру полностью исчезло, а моя потребность в нём заменила его. Я шла рядом с ним, задаваясь вопросом, когда он пригласит меня на свидание снова, и где оно будет. Я хотела знать, поцелует ли он меня опять, и будет ли это так же, как и сейчас. Такие вещи, как отношения, свидания и любовь — не мой конёк. Я и формально не знала, как с этим справиться, поскольку мне не хватало опыта. Но я прекрасно понимала, что он всё больше и больше нравится мне. Он делал всё правильно и говорил только правильные вещи. Однако за последние семь лет жизнь показала мне, что эти вещи не обязательно складываются для меня во что-то хорошее. По этой же причине я не сближалась с людьми, предпочитая быть одиночкой. Мне нужно было серьёзно подумать над тем, пришло ли время опустить эти стены и посмотреть, может ли мне жизнь предложить что-то хорошее. Я не могла себе позволить потерять ещё одного человека, о котором забочусь так, чтобы это не уничтожило меня. Боль — то чувство, с которым я хорошо знакома, но это было то чувство, которое могло разрушить меня снова, и я знала, что не переживу этого.

Наш с Тёрнером вечер закончился на хорошей ноте. Его мама отправила меня домой с контейнером еды, подсунув под его крышечку записку с номером своего телефона и коротким сообщением, чтобы я связывалась с ней, если мне что-нибудь понадобится. Затем маленькими буквами она приписала:

P.S. То, что ты делаешь для ребенка, — достойно восхищения. Если я могу помочь, дай мне знать.