Если ранее, до этого случая, Славуню уважали только как дочь воеводы, а так же, как невесту рассудительного жениха, то теперь почитали уже за собственную мудрость и острый ум. Самого хитрого восточного купца облапошила, это ж надо же?!!
К ней стали обращаться не иначе как Славуня свет Первовна, и за советами шли, а она никому не отказывала, всех привечала, но не возгордилась, чем еще более снискала всеобщую любовь горожан. Краснела, никак не желаля привыкать к всеобщему, излишнему вниманию, сомневалась в правильности своих советов, но всегда оказывалась права, в чем жители видели исключительное проявление божьего промысла, а также проницательность, и острый ум девушки, и от того еще больше стремились к ней, и еще больше уважали.
Шли в основном женщины, со своими сомнениями и тревогами, но иногда приходили и семейные пары разрешать вспыхивающие подчас конфликты. Бывало и такое. Всем помогала Слава, не отказывала никому.
***
Солнце, едва поднявшись над горизонтом, подожгло искрящуюся, слепящую дорожку подтаявшего, готового взорваться веселым ледоходом прозрачного покрытия весенней реки, когда шестеро воинов, непримиримых врагов, прожигая друг друга ненавистью во взглядах, встретились для тяжелого разговора.
Среди троицы рыбоедов, именуемых себя: племенем «Виксай», особо выделялся колоритный князь. Огромного роста, с выбивающимися из-под надетого на голову округлого шлема с бычьими, заточенными в острые пики рогами, рыжими, непослушными кудрями длинных, сальных волос, оттеняющих бледную кожу лица испещренного ритуальными шрамами и синими, с фиолетовым оттенком татуировками. Он нависал над собравшимися жуткой горой мышц, выпирающих даже сквозь посеребренную кольчугу, напоминающую чешую вытащенной на воздух, искрящейся на солнце фантастической рыбы-переростка.
Бесцветные, водянистые, холодные как лед глаза, смотрели с нескрываемым превосходством, а задранный вверх, бритый, квадратный подбородок, в обрамлении свисающих по обе стороны густых «казачьих» усов, по двум сторонам ехидно-тонких, хитрых губ, даже не смотря на смешной, маленький нос, напоминающий пяточек поросёнка, выражал гордость и уверенное самодовольство своего венценосного хозяина.
Богумир находился чуть сзади и сбоку своего князя, и стоящего рядом с ним будущего тестя. Рар лично позвал его с собой на эту встречу, не смотря на упрямое нежелание брать парня, Перва. Воевода отчаянно сопротивлялся присутствию изгнанного бога на переговорах, до последнего, но в конце концов вынужденно согласился перед убийственным доводом князя:
— А как, по-твоему, я пойму, что эти тати говорить будут? У меня другого толмача, окромя твоего Богумира нет. Или ты сам объяснишь мне их хотелки? — Он кивнул в сторону вражеских переговорщиков. — Или найдешь еще кого в округе? Что глазами лупаешь? Готов сам переводить?
— Если что-то с парнем случиться, мне дочка этого никогда не простит, — Пробубнил воевода в ответ, опустив глаза. — Любит она его...
— Так надо было дома, под юбкой у девки оставить, коли за сохранность боишься, там самое место тому, кто сечи боится. Зачем на войну притащил? — Хмыкнул ехидно князь. — Да и сейчас мы не на смертушку идем, а на разговор. Что там может случиться? Иль ты думаешь, что Рыбоеды закон порушат, и под белым флагом посмеют кровушку пролить? Да за это, им свои же вои голову с плеч снесут.
— Не верю я. — Не сдавался Перв. — Нет в них чести. Чего угодно от татей этих ждать можно. Муторно мне на душе. Плохое чувствую.
— Я, тоже не верю. Подлость в них чую. Но только не в этот раз. В нарушение договора они не осмелятся выступить, да и все одно идти надо, и пацана твоего все одно надо взять, толмача другого, кроме него, у меня нет. — Отрезал Рар. — Исполняй воевода волю князя, то долг, личные страхи на мирное время оставь, живы останемся, вот тогда и обсудим.
Вот так и оказался Богумир на льду реки, в составе переговорщиков. Стоял, слушал, переводил и думал.
— Не буду ходить вокруг, да около, скажу так, как есть. — Голос у Локка звучал глухо и хрипло. — Хочу забрать твое княжество Рар, под свою руку. Правильных богов привести, и истинную веру посеять средь заблудших душ. Нечего вам во тьме бродить.
Правила у меня простые, все по-честному: «Платите дань — живете, не платите — умираете».
Тебе, князь, стол сохраню, но отныне будешь моим вассалом, от моего имени суд вершить, а мне ответ держать, за все дела княжества. Воев своих под мою руку передашь, с воеводой и сотниками, мне нынче клятву верности дадут, прямо тут, на льду.