— Чего боюсь-то сразу. — Показалась голова в остроконечном шлеме. — Ничего и не боюсь. Грузный воин в сверкающей кольчуге со шитом за спиной, поднялся на верх. — Показывай деваху, от коль бежит?
— Да вон она. — Махнул в сторону леса лучник. — О, глянь, еще и бабка следом за ней появилась. Может что и правда случилось? А старуха-то, глянь, догоняет, вот и верь после этого в старческую немощь, вон как ходилками-то перебирает, а самой-то лет за сто перевалило. Шустра бабуля. — Он рассмеялся и внезапно осекся, и закашлялся. Кулак напарника врезал ему по спине:
— Бегом к воеводе, дурачина. То дочка, Перва пропавшая домой возвращается. Узнал я ее, до сих пор в памяти стоит, как она с купцом иноземным торговалась, смеху тогда было... Ох бойка девка. Ох умна... Беги, а я ей на встречу двинусь, может, что и вправду случилось, и помощь нужна. Поспешаем друже.
— А как же пост? Бросим? Накажут! — Растерялся лучник.
— Какой пост, к лешему. Беги давай шустрее. Перв извелся уже, вести о дочке ждет. Он тебе на радостях, и проступок простит, и наградит еще к тому богато. — Напарник уже шустро спускался по лестнице. — Поспешай, не тяни времечко.
Воин подхватил прислоненное к бревенчатой стене копье, и устремился на встречу приближающейся девушке, быстро сокращая расстояние.
Видно было, что она сильно устала, раскраснелась, и тяжело вдыхала воздух, широко раскрытым ртом, с трудом переставляя ватные ноги, едва не падая. Следом бежала, и кричала, требуя остановиться бабка. Вот та не запыхалась ни сколечко, и выглядела так, словно только что встала после долгого отдыха с лавки, а не летела быстрее ветра, семеня стоптанными валенками.
«Не нравится мне эта бабка, — подумал часовой. — Какая-то она не правильная». — Он поднял руку, пытаясь привлечь внимание девушки, крикнуть, что бы та бежала к нему на встречу, под защиту, но внезапно замер, и упал в траву словно замороженный. Все слышал, все понимал, но только и мог, что двигать глазами, тело отказывалось слушаться.
Мимо него пробежала, тяжело дыша дочка воеводы, а следом просеменила старуха.
— Остановись девка, не доводи до греха, прибью ведь, до смерти уделаю. — Послышался ее шипящий голос. — Вернись в избу, к внучку моему, живой останешься. Вот чего удумала, в бега податься? Видимо не крепко я тебя приложила, надо было побольше сонного заклинания влить. Стой дурная. Лихо вернется в избу, а тебя нет. Осерчает, а когда он злится, то дюже лютый становится, разум отключается, разорит ведь из-за тебя, дурехи, в гневе окрестные деревеньки. Всю жизнь себя винить будешь, за невинно загубленные души. Стой, говорю непутевая. Вернемся назад, я твоего парня отпущу, обещаю, не надобен он мне.
Но девушка не слушала, и бежала вперед и вперед, стремясь к городским воротам, к спасению, а оттуда уже выскакивал радостный воевода. Крик счастья в перемешку со слезами вырывался из его груди. Он спотыкался о кротовые кучки, едва не падая, но не обращал на это никакого внимания и несся вперед, не разбирая дороги.
— Доченька. — Летел впереди него голос. — Кровинушка моя! Вернулась. — Но внезапно, споткнувшись об очередную кочку, он упал, да так и остался лежать обездвиженным.
— Все. — Прошипел голос старухи за спиной девушки. — С меня хватит. Найдешь себе другую забаву сынок, а эту я убью. Видимо не судьба тебе с ней позабавится. Слишком много видела, и слишком много знает глупая. Нельзя ей назад, в город, к людям. Беда будет.
В единый миг бабка превратилась в болотную тварь. Только что бежала маленькая старушка, и вот уже несется над лугом болотная ведьма. Рука ее поднялась, рот ощерился вот-вот готовым сорваться заклинанием.
Но тут воздух сгустился. Черная туча, вывалившаяся из неоткуда, в единый миг заслонила солнце, погрузив мир в кромешную тьму. Молния, громыхнув раскатом оглушающего грома, сорвалась из нее зигзагами, разорвав пространство, и полыхнула, окутав огнем так и не успевшую применить колдовство кикимору, вновь, в тот-же миг, превратившуюся в горбатую бабулю.
— Перунушка! Да за что, так-то? — Заверещала та, запрыгав по полю, и уворачиваясь от сыплющихся на нее нескончаемых молний, оставляющих после себя в земле дымящиеся воронки. — Да откуда же мне знать-то было старой, что она невеста внука твово. Да ежели бы я только догадывалась, да ежели бы только хоть одним ухом, хоть одним глазочком, да не уж то я бы посмела?! Пощади, батюшка. Клянусь более с болота не вылезу. Жабой стану, ужом утоплюсь, но не покину трясины. Отпусти старушку назад в топи. И внучка своего с собой заберу, только помилуй, не наказывай до смертушки. Не губи старую!!!