— Раскомандовался. — Буркнул Светозар. — Властью наделили на крошку, а возомнил себя поварёшкой. Смотри не лопни, индюк надутый.
— Ладно вам собачится. — Спрыгнул с лошади Храб. — Место тут действительно хорошее, на взгорке, всю округу видать, и ручей рядом. Сейчас коня стреножу и все сделаю. Отдохнем перед ночью бессонной.
Тьма навалилась как-то сразу, вот только что светло было, и вдруг солнышко за горизонт нырнуло, и тут же небо звездами осыпалось, как бриллиантами черное покрывало. Ночь безлунная — тьма кромешная. Тлеющий костерок едва пятно крохотное, вокруг путников освещает, а дальше не видно ни зги, аж дрожь пробирает, так и кажется, что сейчас выпрыгнет нечисть какая и скажет: «А вот и я! Не ждали? Встречайте!».
Храб подкинул хвороста в костер, от чего тот недовольно плюнул в небо искрами, и дымом.
— Не жги зазря. — Филька встал, и приложил ладонь ко лбу, как моряк, всматривающийся вдаль океана. — Все одно светлее не станет. Пойду я пожалуй, времечко подошло. Поищу жар-цвет. Тут он где-то недалече, ну а вы постерегитесь, пока меня не будет, помните, что про ырку говорил, то не шутка была. Поганенькая это тварюга, хитрая, наглая и злобная. Особливо тебя увалень касается. — Он посмотрел на Храба. — По твою душеньку, ежели что заявится, Светозар ей не интересен, в нем кровушки на один кусь, да и та не вкусная и зеленая. В глаза главное не смотри, а то нам придется пешком далее шлепать, а тебя тут и спалить не на чем, дров мало, и те сырые.
— Чего это пешком? — Как-то нерешительно оглянулся светлячок.
— Где ты дурень видел, чтобы человек без кровушки жил, да бегал, ежели только заложный (ходячий мертвец), да и тот только сорок дён, а там в другую какую тварь обернется, что еще хуже. Ладно, нечего лясы точить. Пошел я. — Буркнул и растворился в ночи
— Успокоил. — Передернул плечами Храб. — Еще беду накличет. Упыря какого, иль василиска, а может и еще мерзость какую.
— Не. Василиска вряд ли, то нежить редкая, выводится раз в сто лет, из яйца петухом снесенного, и жабой высиженного. — Дрогнул голосом Светозар, и затравленно оглянулся, словно увидел кого в темноте. — Петухи, они дюже нестись не любят.
— Хватит брехать. — Как-то неуверенно прошептал Храб. — Петух, он мужского роду, как он яйцо снесет?
— Это ты у василиска спросишь. — Огрызнулся Светозар. — Я подобного не знаю, я тебе ни бабка повитуха.
— Раз в сто лет, боги дозволяют петуху яйцо снести. — Раздался хриплый голос, и в круг, тускло освещенный костром, вошел невысокого роста горбатый лысый мужик, в затасканной серой хламиде. — Потом из ближайшего болота самая большая жаба прибегает, и то яйцо высиживает, непременно в навозе, ну а тот птенец, что вылупляется, в благодарность видимо, жабу ту первой, и съедает, ну а опосля ужо все то, что на глаза показывается. Жуткая зверюга. Морда петуха, тело змеи, а лапы лягушки. Все на что посмотрит, в камень обращается, и вечно голодный. Но боятся нечего. Сгинул недавно. Сам на себя в пруду, в отражение глянул, и окаменел. До следующего яйца еще лет тридцать ждать.
— Ты кто? — Выдохнули одновременно Светозар, и Храб.
— Я-то? — Мужичек присел на корточки у костра, и протянул к нему белые как мел, морщинистые ладони. — Зовите как хотите, хоть чугунком, только в печь не сажайте. — Хриплый смех прокатился ознобом по плечам друзей. — Он резко поднял голову, и пристально посмотрел жутким взглядом отражающегося костра, в глаза Храба. Тот внезапно сник, и блаженно улыбнувшись сел рядом. — Вот и молодец. — Вытянулись клыки из раскрывшейся пасти существа, о котором предупреждал домовой, и оттуда, где должен быть нос, а красовались лишь две черные дырочки ноздрей, раздалось вожделенное сопение. — Давно тут человека не было, проголодался жутко.
Храб потерял счет времени. Его ничего не интересовало, кроме желания появившегося ниоткуда нового хозяина. Такой красивый, волевой, как такому не служить? Любую похоть готов выполнить парень, а тот много и не требует. Посидеть тихонечко, да голову наклонить. Чуть-чуть кровушки своей отдать, этому милому существу. Оно голодное, вон какое худое, и бледное, истощало все, одни кожа да кости, пусть чуток попьет, не жалко, у Храба юшки много, и она вкусная. Поделится со страждущим надо.