***
Поляна в окружении гигантских сосен. Как остров в бескрайнем океане. Трава, словно пострижена заботливой рукой садовника, одна к одной, ровным зеленым ковром, ни соринки вокруг, ни веточки, ни оброненной белкой проказницей шишки.
Лучи солнца, проникающие сквозь кроны деревьев, сходятся ровно по середине на сидящем, скрестив ноги, дремлющем старике, создавая впечатление, что это именно он светится изнутри, а не на него падает полуденный свет благодатного Ярило.
— Кого ты мне привел, леший? Ты же знаешь, что я не велел никому себя беспокоить. — Далеко не старческий баритон прозвучал в тишине, как колокольный звон, но старик даже не шелохнулся.
— Они по важному делу, Ратмир. У них повеление богов. — Дрогнул голосом попутчик друзей. — Иначе бы, я не допустил к тебе гостей, и не позволил бы беспокоить.
— Богов? — Обернулся оборотень, и растекшись каплей ртути, переместился, стелясь тенью над травой, на встречу путникам, встав напротив, и с любопытством посмотрев в глаза Храба. — Человек? Тут? Неожиданно. Что-то не то происходит в этом мире. Смертный путешествует с нежитью, и просит встречи с оборотнем по просьбе богов. Еще нашествие упырей, как кара за неведанные проступки. И долгие годы молчания Деваны, нашей покровительницы. Все перемешалось в непонятное месиво, и это мне не нравится. Говори. Очень любопытно услышать, что же хотят от меня боги?
Назвать его стариком не повернется язык. Только коротко стриженные, седые до прозрачности волосы, напоминали о возрасте, в остальном же, это был сильный и стройный мужчина, лет тридцати пяти от роду.
Широкие гордо расправленные плечи, узкие талия и бедра. Осанка князя, а не лесного жителя. Одежда из серой, чистой, заботливо расчесанной волчьей шкуры, короткие штаны, чуть ниже колен, никакой обуви на грубых ступнях, безрукавка, на голое тело, перетянутая кожаным пояском, распахнутая, и открывающая покрытую сеткой шрамов, мощную грудь, и руки в переплетающихся узлами корабельных канатов, мышцами.
От хозяина окрестных мест исходила первозданная звериная мощь, отражающаяся в черных, как преисподняя глазах, с красными искрами зрачков
Широкие скулы, пережевывали желваками нетерпеливое любопытство, готовое вот-вот взорваться от неудовлетворительного ответа, и покарать смертью, а нос, чем-то напоминающий волчий, принюхивался к незнакомому запаху. Тонкие губы, сомкнуты в горделивую нитку, и только два белоснежных клыка, чуть больше человеческих, выглядывали острыми кончиками по углам.
— Не туда Ратмир смотришь. — Поднялся домовой. — Человек лишь помощник, главный тут я.
— Вот даже как... — Рассмеялся оборотень, но в его смехе не было веселья. — И кто же такую шмакозявку отправил ко мне посланником?
— Зря смеешься. — Обиделся Филька. — Я за Перуновым цветом приехал, по его поручению, внука главы пантеона лечить. Хворый он, беспамятный.
— Ты лжешь? — Глаза Ратмира налились злобой. — Как может зелье, пусть и волшебное, для смертных, помочь богу? Ну-ка говори немедля правду? Упырям продался, пыльная рожа? Их подсыл? В глаза смотри, червяк.
— Правду он говорит. — Заверещал Светозар, выпучив страхом глаза. — Чем хочешь поклянусь. Нас всех вместе отправили. Мы уже и плакун траву нашли, корешок ейный выкопали, и стебель жар цвета срезали, остался только Перунов цвет
— Жизнью своей божись. Самое время. Немного ей гадить на этом свете осталось. — Все более и более закипал оборотень.
— Ты чего так гостей встречаешь? — Встрял в разговор Храб. — Не гоже так-то. Не по-человечески.
— Так я и не человек. — Рыкнул на него Ратмир, зло прострелив глазами. — Терпеть не могу вранья. Правду немедля говорите, иначе порву в клочья, и стае трупы скормлю.
— Тебе правду и сказали, а ты взъелся. Богумир смертным стал, и в поединке ранен был. Сейчас ему только навьи окончательно в небытие растворится не дают. Боги головы сломали, как его к жизни вернуть, одна надежда осталась на зелье кикиморы. — Выпалил скороговоркой Филька, и вытер выступивший на лбу пот.