Оказалось, всего-то стволы тех деревьев от сильного мороза лопнули. Я их потом из любопытства обследовал, но наружных трещин не выявил, потому и смотрел всякий раз на этих пострадавших гигантов, всё думал, что трещины со временем проявятся. Интересно ведь – не от расширения затрещало, а от холодного сжатия. Аналогично тому, как скорлупу орехов давлением раскалывают. Ну, а трещины, меня интересовавшие, даже летом не обнаружились. Деревья хотя и трещали, но выдержали, и даже потом не засохли.
А курсантам, пусть любой морозище трещит, всё должно быть нипочём! Мы трещинами тогда не покрывались, а продолжали ходить в гимнастёрках и в столовую, и обратно. И на занятия в учебные корпуса и, разумеется, «домой»! На нас работала попутная акклиматизация.
70
Как-то само собой так вышло, что вспомнил я из родного училища, можно сказать, кого угодно, только не своих близких товарищей. Вспомнились и командиры, вспомнились и начальники! Были и преподаватели – и штатские, и военные. Но только не такие же курсанты, каким я и сам считался пять лет подряд. Почему же так?
Может, потому, что для товарищей требуется особый разговор. Долгий разговор. Долгий он потому, что много было товарищей. И потому, что многое знаю об их курсантской жизни, и многое знаю о последующей офицерской службе.
Так или иначе, но вышло именно так, как вышло – сегодня они отодвинулись на второй план.
И пусть мою странную память простят многочисленные товарищи и друзья, все однокашники, за то, что вдруг вспомнились мне сейчас не все они, а лишь один из всех, который даже другом никогда не был.
Он служил во втором взводе, и я знал его весьма поверхностно. Не знал бы совсем, если бы о нем не ходили легенды, часть из которых я слышал, а развитие некоторых даже наблюдал в действительности. Причем, те легенды, которые мне пришлось узнать, вполне подтверждались действительностью.
Тот курсант не был тем особенным красавцем, которые привлекают к себе общее внимание, и потому все их легко узнают. Нет! Он был, как раз, маленьким и слабосильным. О таких даже говорят – плюгавенький.
При нас он не совершал общественно значимых поступков, после которых его авторитет должен был взлететь. Он не ставил спортивных рекордов и не входил в число «лосей». Даже не ставил таких диковинных рекордов, как однократное заглатывание содержимого одиннадцати стандартных банок сгущенного молока. У нас были и такие рекордсмены! И по пирожкам, которые продавались в чипке (курсантская чайная), рекордсмены тоже имелись! Но он и среди них не числился. И среди тех, кто готов по первому призыву лететь, куда угодно, его так же не встречали! Он был тихим, спокойным и, кажется, малоинициативным.
В общем, можно долго вспоминать, где этого героя не удалось бы встретить. Проще его назвать, поскольку, несмотря на всё сказанное, о его существовании знали все! Это был ни кто иной, как курсант Гудеев.
Он прославился, в основном, тем, что не расставался с художественной литературой нигде и никогда! Даже там, где чтение было запрещено и совершенно невозможно!
Наш Гудеев читал везде. Например, в строю во время движения в столовую и обратно. И никакие воздействия командиров и товарищей его от этой привычки не отучили. Он продолжал читать всё подряд, всегда и везде! Даже ночью его обнаруживали читающим, сидя на окне в туалете. Где, между прочим, было темновато и сильно сквозило. Ему это не мешало!
Что всех особенно удивляло, Гудеев читал и на всех лекциях подряд! Делал он это весьма странно, как нам казалось. Просто укладывал книжку на колени и, наклонившись к ней, читал, хотя именно в таком положении выдавал себя более всего. Но это не только не волновало его, но и преподаватели, будто ничего не замечали! Такая история не прошла бы ни у кого, а у Гудеева проходила запросто!
Казалось, постоянно читая лишь художественную литературу, он мог безнадёжно отстать в своём образовании от товарищей, которые все лекции конспектировали, а потом штудировали их по конспектам. Оказалось, Гудеев в этом не нуждался.
Надо сказать, что немногим удавалось с лёгкостью осваивать сложные математические дисциплины. Причем, всегда подразумевалось три основных уровня усвоения. Первый, это когда обучаемый всё правильно понимал и мог с конспектом всё рассказать. Второй уровень, когда мог сделать это по памяти. А третий – если мог свободно отвечать на любые вопросы, даже в иной постановке, нежели они ставились преподавателем. То есть, это было самое глубокое понимание и усвоение учебного материала. Оно легко давалось мало кому, но после тренировки – многим из нас.