Не скрою, при поступлении все хотели учиться на втором факультете. Считалось, будто в прикладном смысле для последующей жизни более понадобятся знания и умения по электрооборудованию. Мол, в механике и самому просто разобраться… Вообще-то, это совсем не так! Немного я встречал специалистов даже с механического факультета, которые были способны выявить причину отказа простенького редуктора. Не стоит думать, будто всё в механике так уж прозрачно!
Но после зачисления в училище нас распределяли по факультетам, не особенно-то выясняя наше желание, а руководствовались своими кадровыми соображениями, потому между параллельными курсами возникало напряжение. Возможно, зависть или обида. Трудно это определить наверняка!
Однокурсники второго факультета всегда охотно демонстрировали над нами превосходство, поскольку попали учиться туда, куда сами и наметили. Вряд ли всегда и во всём их превосходство имело какие-то основания. Но дух соперничества между нами всё же был. Возможно, с нашей стороны он вызывался лишь стремлением доказать, что второй факультет напрасно пыжится – мы ни в чём ему не уступаем. Впрочем, особого напряжения у кого-то из нас это не вызывало. Я, по крайней мере, такого не помню.
И ещё, кстати, будет замечено. На нашем курсе отношения между всеми сложились в большей степени простецкие, дружеские, доброжелательные и открытые. Тон этому, видимо, задавал наш начальник курса и курсовые офицеры. А вот на втором факультете каждый курсант старался напускать вокруг себя как можно больше туману, важности и неприступности. Каждый пыжился, делая вид, будто он козырный туз или его близкий родственник. Почти каждый был чуть ли не король – исключительный и величественный от осознания собственной значимости. Мы над этим лишь посмеивались. Однако яростных стычек или подлинной враждебности, прорвавшейся хоть однажды наружу, я не припомню.
Зато к любым старшекурсникам, независимо от факультета, у нас, помнится, всегда было столь же подчёркнутое уважение, как к людям, которые с честью уже преодолели все трудности, лишь предстоявшие нам.
Так вот, опять вернусь к командирам. На параллельном с нами курсе курсанты своими командирами никогда не восхищались. Напротив! Кто в том был виноват, мы тогда не очень-то задумывались. Забот нам и без того хватало!
Начальники курса и командиры взводов на втором факультете менялись часто, а обстановка всегда напоминала минное поле – того и гляди, что-то и где-то взорвётся.
Вновь назначенные командиры обычно старались «закрутить гайки», поскольку справедливо полагали, будто дисциплина на курсе плохая. На это курсанты, понимая, что в них видят не людей, а лишь объекты, волю которых пытаются подавить любой ценой, противодействовали. Чаще всего, они активно подставляли своих командиров перед их начальниками так, что те выглядели весьма неумными. Курсанты тихо саботировали любые приказы и распоряжения своих начальников, выполняя всё наоборот, но делали это с видом, полным преданности и усердия! Просто так не придерёшься!
И что особенно удивляло, на тот несчастный параллельный нам курс всякий раз назначали, казалось, самых опытных и знающих своё дело офицеров, но воз с места они не сдвигали. Все командиры, вместе взятые и по отдельности, вплоть до выпуска так и не сумели расположить к себе курсантов, не заслужили у них авторитета, потому-то и продолжалось всё на их курсе через пень-колоду!
Случалось там, курсанты из строя, если удавалось укрыться за чьей-то спиной, позволяли себе шуточки, бесившие начальников. Оскорбленные, они мгновенно выплёскивали своё раздражение, проявляли открытое неуважение уже ко всем подчиненным, требовали признаться, «кто это сказал?»
Разумеется, такие действия лишь увеличивали разрыв и не оставляли надежды на взаимопонимание. А раз у воспитателей нет авторитета, то воспитание курсантов происходило стихийно. Жизнь, учеба и воинское воспитание тянулись как-то сами собой в расчёте на то, что после выпуска все непосильные муки неудавшихся воспитателей, наконец, закончатся чем-то определенным.
Зато на нашем курсе, которым с первых дней и вплоть до выпуска командовал Пётр Пантелеевич Титов, всё складывалось принципиально иначе. И сравнивать-то нельзя с тем, что происходило у соседей!
Но в чём был секрет нашего начальника курса?
Если уж быть совсем откровенным, то я не знаю до сих пор! Да, не знаю! Хотя закончил службу полковником. Уже потому, казалось, должен понимать куда больше своего бывшего начальника курса, который тогда был всего-то капитаном, потом, правда, уже при нас стал майором. Ан, нет! Я и теперь в вопросах взаимодействия с людьми преклоняюсь именно перед ним, перед нашим немногословным Пётром Пантелеевичем, и мысленно всегда свои решения примеряю на него. Говорят, он воспитывался в детском доме.