А каждый из нас, разумеется, примерял всё сказанное на себя, и был уверен, что Пётр Пантелеевич говорит не о нём. «Пётр Пантелеевич лишь предупреждает, чтобы и я такое же не сотворил! Он не перестаёт меня уважать! Он верит мне!» – думали мы. И не ошибались. Он верил, что мы берём с него правильный пример. Верил и доверял, не опекая. Опека ведь всегда подсекает самостоятельность.
Меня весьма интересует, потому я часто задаю себе один и тот же вопрос: «Откуда у Пётра Пантелеевича и наших командиров взводов было столько мудрости? Они ведь были всего на несколько лет старше нас».
К третьему, к четвёртому и, тем более, к пятому курсу училище вложило в нас целый океан общественных, инженерных, специальных и военных знаний. Под их воздействием мы действительно выросли. И во многом обошли своих командиров.
Пусть нам еще не вручали дипломы инженеров, но, по своей сути, мы уже стали инженерами, а вот наш Пётр Пантелеевич и командиры взводов так и остались со средним военным образованием.
Формально они сильно от нас отстали. Они и сами это понимали. Понимали это и мы. Тем не менее, их авторитет в наших глазах ничуть не снижался. Мы их по-прежнему уважали не за звёздочки на погонах и должности, а за их роль в нашей жизни и за то, как они ее исполняли.
Уже много-много лет потом мы вспоминали наших первых командиров только добрыми словами! Было за что!
Вот дополнительный штрих к портрету Петра Пантелеевича.
Моя милая супруга всегда удивлялась и никогда не могла понять, почему мне, профессиональному военному, целому полковнику, всегда предельно не нравилась строевая подготовка. Я действительно к ней относился критически и, осознанно починяясь требованиям службы, тихо ее ненавидел.
И всегда считал, что природа напрасно наградила головным мозгом людей, марширующих под бравурные марши – для такого занятия достаточно и спинного! Это кто-то из великих подметил, прямо мне в унисон.
Я люто ненавидел тупость строевой подготовки ещё до той поры, когда узнал мнение на ее счёт Фридриха Энгельса. А у него, между прочим, был великолепный военный опыт! Так вот, Энгельс с присущей ему безупречной логикой сделал когда-то своевременный и гениальный вывод: «С появлением автоматического огнестрельного оружия строй для армии утратил своё значение!»
Насколько же это верно! Пока воевали копьями и прочей ерундой, строй обеспечивал силу и стойкость всего войска, где все сражались плечом к плечу, перекрёстно защищая один другого, но под градом пуль из пулемётов такой строй лишь умножал потери! Потому для сохранения людей, без которых не победить врага, стал более разумен рассыпной строй, неорганизованный, беспорядочный, при котором невозможно всех или почти всех поразить одной очередью, одной бомбой или одним снарядом! Ну, не одним, так несколькими! Следовательно, терялся смысл правильного строя. Пропадал смысл и бесконечной муштры в строю в мирное время, ради тренировки на случай боевых действий! Их-то стало разумнее вести в рассыпном строю!
В общем-то, не буду преувеличивать! В какой-то степени строевая подготовка полезна для армии и сегодня, но ее роль в мирное время теперь доведена до абсурда. Особенно, в тех случаях, когда эта подготовка оказывается в компетенции некоторых своеобразных начальников, которые ее используют как воспитательное средство. Или для военных парадов! Парады – это вообще унизительный для армии цирк, превращающий людей, достойных уважения, в оловянных солдатиков, услаждающих праздных бездельников.
Но я согласен и с теми, кто утверждает, будто строевая подготовка, как воспитательное средство, всё же до сих пор в армии работает.
Да, работает! Но как? Очень уж не нормально! Осуществляется всё та же дрессировка людей, словно, животных.
Понятное дело! Если принуждать подчиненных часами вышагивать, – а это немалая физическая нагрузка, – то можно легко довести этих людей до сильнейшей усталости. Этого легко добиться, прохлаждаясь в сторонке. Но в таких случаях «воспитаются» самые слабые физически и слабые духом. Именно они, в конце концов, сдадутся: «Чёрт с ним! Подчинюсь! Лишь бы отстал! Лишь бы отдохнуть!»