Люди теряют страну! Люди теряют себя и не сознают этого. Что будет дальше?
51
Я выглянул в овальное окошко. Наш самолёт спешил обогнать полупрозрачные облака, стелющиеся под нас.
Пассажиры вокруг, даже дети, давно притихли, окунувшись в дремоту, а я продолжал вспоминать и, насколько возможно, размышлять. Любимое занятие! Но оно не терпит суеты, которая в обычной жизни нас душит и почти нигде не оставляет в покое. Редко удаётся вот так, как теперь, повспоминать, подумать о том, что не давит на психику своей необходимостью и срочностью.
Казалось бы, под монотонный гул моторов перед глазами должны прокручиваться именно три последних дня, насыщенных минором, но в мозгах крутилось совсем другое, – всё давнее и обычно не вспоминаемое.
Всё оно, конечно, сразу отступит на третий план и забудется, как только меня настигнут обычные дорожные заботы и хлопоты. Тот же прилёт в Домодедово. Сразу придется мчаться на регистрацию своего транзита и так далее.
«Это мне-то мчаться? Как вы себе это представляете? Хорошо, хоть не придётся заезжать в саму Москву. Давно не приемлю ее утомляющую нормальных людей нерациональность во всём и неподкреплённый ничем вызывающий снобизм москвичей!»
«Кто же более остальных закрепился в памяти из военных преподавателей? – стал припоминать я. – Как ни странно, но затрудняюсь ответить! Запомнились-то многие, но каждый по-своему».
Кто-то запомнился причастностью к очень важному или интересному для меня предмету обучения. Кто-то – методикой преподавания. Кто-то – привлекательностью собственной личности! Да, мало ли чем?
Например, весьма важную дисциплину – теорию ракетных двигателей – вёл у нас кандидат технических наук подполковник Кондратьев. Мне он очень нравился «истинно» ученым видом – большие очки, внушительные залысины, солидность, чувство собственного достоинства.
Лекции он проводил безупречно. Всегда логично, последовательно, исчерпывающе и, в то же время, всё сформулировано кратко, прямо под запись. И отношения с нами он наладил прекрасные, хотя такие, что дистанцию мы всегда ощущали.
Иной раз Кондратьев разряжал нас забавными историями, произошедшими с известными ракетчиками. Он со многими знаменитостями был лично знаком. Мы те истории особенно ценили – интересно, и конец занятия казался ближе.
Кондратьев никогда не опускался до пошлостей или нелитературных выражений. Его занятия всегда были насыщенными, без «воды», сплошь математизированными, с большим количеством эскизов, схем, графиков и заполненных табличек.
Много лет спустя мне стало известно, что в Кондратьеве я не ошибался. Он стал-таки заместителем начальника училища по научной и учебной работе. Достаточно высокая и достойная его должность. Рад за него. Мне всегда казалось, что он к этому и должен прийти. Правда, «сорока» на хвосте принесла, будто «многие коллеги им недовольны». Будто «зазнался, ни с кем не считается».
Не знаю! Я в таких вопросах мнения «сорок» не воспринимаю. Я предпочитаю во всём разбираться самостоятельно и составлять о людях собственное представление, благо, о Кондратьеве оно у меня уже давно сложилось. Таким пока и остаётся.
52
Были еще два очень интересных преподавателя, внешне даже несколько схожих между собой. Когда каждый из них по отдельности работал с нами, им невозможно было не любоваться. Вполне естественно, что меня тогда мало интересовали методические проблемы преподавания. И не мог я предвидеть, что когда-то стану преподавать, тем не менее, уже тогда искренне восхищался обоими подполковниками-преподавателями – Неврединовым и Гамазовым.
В первую очередь учёба свела меня с Неврединовым. Он преподавал топогеодезию. Запомнилась его особая педантичность в самом лучшем смысле этого слова, абсолютная точность и пунктуальность во всём. Ни одного лишнего слова в определениях! Такой же точности он добивался и от нас. Ни секунды потерянного учебного времени.
«Товарищи курсанты, дирекционный угол, это угол между вертикальной линией сетки карты и направлением на данную точку, отсчитываемый по часовой стрелке!»
Во как! Абсолютная истина, и никаких лишних слов! И всё другое точно так же! До сих пор хорошо помнится, что он в нас вколачивал. И, слава богу, что нас учили такие люди!
Как сегодня вижу перед собой подполковника Неврединова, призывавшего нас к порядку по случаю приближающегося конца занятия: