Постоянно мешали другие группы. Делая свою работу, они заслоняли нужную веху, тоже кричали, тоже суетились, тоже нервничали, но отсутствие связи и огромные расстояния этим не компенсировались. Все безобразия усиливались десятикратно, ровно по количеству групп.
К тому же показания с буссоли снимались в делениях угломера, непривычных для ракетчиков. В одном большом делении угломера – шесть градусов. В одном малом – 3,6 минуты! Это затрудняло расчёты в градусной системе.
Да и буссоль в каждой точке хода приходилось переустанавливать заново. То есть, переносить ее, укреплять треногу в грунте, опять добиваться горизонта с помощью шарового уровня, а затем и совмещения с магнитным меридианом. Ещё следовало вбить колышек и по вертикали над его перекрестием расставить веху. И только затем наводить буссоль для измерения углов. Без связи управление любыми действиями каждой группы осуществлялось либо криком, либо жестам, о которых заранее не договорились. В общем, всё делалось, как придётся!
По измеренным углам и расстоянию между соседними точками производились тригонометрические вычисления. Это позволяло последовательно вычислять координаты узловых точек, а потом и конечной. Все отсчёты заносились в специальные бланки. В них же производились вычисления. Бланки слегка облегчали работу, позволяя заполнять нужные графы машинально, но при вычислениях, несмотря на громоздкость чисел, приходилось обходиться карандашом и бумагой, ведь в те годы ещё не было даже простейших электронных калькуляторов.
Теперь мне кажется, что идея погрузить читателя в подробности работы оказалась неудачной, поскольку суть моих воспоминаний отнюдь не о самом буссольном ходе, а лишь о полковнике Пущай и о наших с ним приключениях. Можно сказать, о мытарствах!
Постепенно все группы перетекли к последней точке, где и заканчивали последние вычисления.
Полковник Пущай по очереди проверил результаты работы всех групп, не оглашая оценки. Потом построил взвод и объявил, что время работы в расчёт пока не принимал, поскольку оно «ни в какие ворота!» А по поводу точности объявил правильные координаты конечной точки и попросил каждую группу самостоятельно вычислить погрешности своей работы по обеим осям. Если они более двух метров, то оценка «неуд». А потом добавил, что по его сведениям ни одна группа с задачей не справилась.
Мы приуныли. Мы ведь так старались.
«Ладно! – подвёл окончательные итоги полковник Пущай. – Попробуем еще раз! Старшие групп для получения новой задачи – ко мне! Начало работы всех групп – по моей команде! Вопросы?»
Вопросов у нас ещё не было.
Через час напряженной работы разбор наших успехов по случаю очередного буссольного хода повторился. Теперь почти все группы по точности вошли в норматив, но даже у тех из них, которые опять не справились, грубых ошибок не оказалось, лишь отдельные погрешности, загубившие окончательный результат.
«Перерыв пятнадцать минут! – объявил преподаватель. – Как раз до приезда за нами машины. А после ужина вернёмся и продолжим занятие здесь уже в ночных условиях! Как и предусмотрено расписанием занятий!»
Перерыв растянулся на полчаса. Уже темнело. Наконец, полковник Пущай объявил всем:
– Перерыв прекращаем, хотя машина к 18.30 за нами не пришла! Опоздавших мы никогда не ждём, потому продолжим занятие!
Для нас это стало неприятной неожиданностью. Ужин явно срывался, но не по вине присутствовавших, потому решение преподавателя казалось вполне логичным. Мы перенастроились, ведь иных вариантов действий всё равно не оставалось.
Старшим групп полковник Пущай выдал новые задания и опять запустил секундомер. Работа закипела. Мы наивно полагали, будто уже получили достаточный опыт, потому справимся быстрее и точнее.
Не тут-то было! К прежним проблемам добавилась темнота. И этот факт оказался решающим.
Сразу выяснилось, что штатные щелочные аккумуляторы для подсветки буссолей и вех едва живы. Наши всегда слабые карманные фонари тоже продержались недолго, но даже если и светили, то их приходилось как-то удерживать над бланками и одновременно писать. И сам бланк приходилось прижимать в плоскости полевой сумки, удерживаемой на колене. Дополнительных рук для этого не предусматривалось.
А уж производить вычисления при тускло дрожавшем освещении было либо трудно, либо невозможно – хоть глаза выколи! В темноте даже слегка налаженные «переговоры» жестами с носителями дальномерных реек больше не получались. Мы просто не могли разглядеть друг друга.
Зато где-то впереди мерцали сразу двадцать подсветок всех десяти реек и десяти вех! Выбирай любую! Но с какой вехи снимать отсчёт? Разобраться в этом без связи было невозможно, а ошибка сводила всю работу насмарку. Правда, скоро мы сообразили, что снять отсчёт на чужую рейку, не так уж страшно, поскольку ошибка в расстоянии окажется незначительной, а вот навести буссоль на чужую веху, означало крах всей работы.