В далекие времена люди жили в этих укрепленных деревнях, и враги, проходившие по дороге внизу, не видели их. Многие сотни лет жители сражались с тиранами с севера, а теперь в этих охваченных дремой, крошечных деревушках вдоль узеньких улочек столпились дома серые и бледно-охряные, увитые виноградом, стоящие в тени серебристых оливковых деревьев, а по стенам ползли причудливые, цвета коралла цветы, которые местные жители называли «пальчиками фей». По ночам над деревушками поднимался туман. Как говорили, это были призраки некогда живших здесь протестантов, безжалостно вырезанных во времена религиозных войн. Теперь под мирным небом здесь жили те, чье благосостояние зависело от маленьких, но процветающих ферм в долине Апт.
Мистраль был очень возбужден. Никогда раньше он не забирался так высоко в горы. Отсюда он сумел разглядеть какую-то особенную ферму в долине Апт. И вот он уже тащил вниз по тропе упирающуюся Кейт, чтобы снова сесть в машину и снова мчаться в долину Апт и искать ту самую ферму.
Каждая большая ферма В Провансе представляла собой собрание каменных строений, выстроенных вокруг двора с невероятным количеством каких-то переходов, башенок, арок. Все крыши оказывались на разной высоте.
— В мире нет более прекрасного места, — объявил Мистраль Кейт, после того как они три дня подряд проездили по горам и фермам, возвращаясь в Вильнев только к ужину.
— Достаточно ли ты видел, чтобы судить беспристрастно? — не удержалась от едкого замечания Кейт.
— Есть очевидные вещи. Что можно еще просить у природы, Кейт, как не эти горы, эту землю, это небо, эти деревья и эти камни? Я был прав, что вернулся сюда. В Париже я забыл, что такое горизонт, я забыл, что такое зелень. Ничто на земле, Кейт, не бывает таким зеленым, как лист винограда, когда на него падает послеполуденное солнце.
Кейт еще ни разу не видела Мистраля таким довольным. Казалось, все его существо переполняет свет Прованса.
Да она и сама чувствовала себя иначе. Дни, проведенные на свежем воздухе, пропахшем вереском, розмарином и тмином, заставили ее забыть об утонченности. Острые черты ее лица, которое она обычно покрывала тонким слоем пудры, смягчились и загорели, и оно стало казаться круглее, мягче, теплее. Тонкие губы, на которых больше не было привычной ярко-красной помады, выглядели полнее и мягче на фоне порозовевших щек и белоснежного лба, на который падали пепельно-белокурые легкие пряди. Ими играл ветер, и Кейт забыла о правильном проборе, перестала надевать шляпу, позволяя волосам ложиться так, как им заблагорассудится. И эта новая небрежность только подчеркнула совершенство ее лица. Оказавшись в деревне, она уже не выглядела так неприступно, и никак не старше своих двадцати трех лет.
— Ты был прав насчет путеводителя, — призналась Кейт, когда они заканчивали ужинать в саду пансиона мадам Бле.
— Но, Кейт, подумай только, ты же не видела папский дворец в Авиньоне, не посмотрела на римскую арену в Арле и фонтаны в Эксе. Да, чуть не забыл, еще мы не посетили так называемый «Квадратный дом» в Ниме, а ведь его построили в шестнадцатом веке до нашей эры!
— Почему ты все время дразнишь меня, Жюльен? Я уже сказала, что ты был прав. Ты хочешь, чтобы я извинилась?
— Извинилась? Ты? Высокомерная нью-йоркская дама, богатая и элегантная американка, манипулирующая людьми с такой ловкостью, что они даже об этом не подозревают? — Мистраль усмехнулся.
— Это несправедливо, я с этим не согласна. — Кейт говорила спокойно, не повышая голоса, но она чувствовала, как ее охватывает гнев. Почему всякий раз, как она идет ему навстречу, он на нее набрасывается?
— Почему же? Ты просто не хочешь видеть себя такой, какова ты на самом деле. Должен признать, что здесь, в Провансе, ты несколько изменилась. Но в Париже ты была в своей среде, и мне еще не доводилось встречать женщину, которая умела бы так настоять на своем. Ты неподражаема, Кейт. И что плохого в том, что ты богата, отлично одеваешься, не видишь дальше своего носа и берешь от жизни то, что тебе хочется? Многие женщины с удовольствием поменялись бы с тобой местами.
— Черт бы тебя побрал, Жюльен! Как ты можешь судить о том, что Я за человек? Ведь, кроме твоей работы, ты ни о чем больше не думаешь, я в этом убедилась. Ты настоящий монстр. — Кейт едва верила своим ушам. И это ее губы произносят все эти горькие слова? Где ее выдержка, где чувство меры и приличий, так свойственные ее натуре? Что с ней вообще происходит?!
Мистраль улыбнулся, словно мальчишка, дразнящий котенка.