— Жюльен, — еле слышно выдохнула Кейт, — раздень меня.
— Нет, Кейт.
— Жюльен, прошу тебя.
— Если ты хочешь меня, так раздень меня сама, — потребовал он, упав спиной на покрывало и скидывая ботинки. Кейт посмотрела на великолепного мужчину, который предлагал ей себя. Он сводил ее с ума. Дрожащими пальцами Кейт с яростью набросилась на пуговицы его рубашки, едва не отрывая их. Потом ее пальцы вцепились в пряжку ремня. Так, теперь брюки… Она ощутила величину и силу его пениса, напряженно ждавшего ее прикосновения, и вдруг почувствовала, что больше не может.
— Прошу тебя, Жюльен, разденься сам, — взмолилась она.
— Где же твоя уверенность, Кейт? — Он внимательно смотрел на нее, хотя каждая клеточка его тела требовала, чтобы он немедленно взял эту женщину.
— Черт бы тебя побрал! — яростно заорала Кейт, глубоко вздохнула и принялась расстегивать пуговицы. Он предстал перед ней возбужденный и нагой, потому что не носил ничего под вельветовыми брюками. Мистраль дышал так же тяжело, как и Кейт, осторожно расстегивавшая пуговицы по одной. Когда она расстегнула последнюю, он одним резким движением стянул с себя брюки и опрокинул ее на постель.
— Хорошо, Кейт, очень хорошо… Ты была терпеливой, — бормотал он, опытными руками медленно снимая с нее одежду. Как он и ожидал, у нее оказались маленькие груди, узкие бедра, а белокурые волосы внизу живота нежные, как у девочки.
— Очаровательная Кейт, — прошептал он, накрывая ее тело своим.
Он обнимал ее, согревая ее наготу своим теплом, пока не почувствовал, как она тает в его объятиях. Если бы с ним была любая другая женщина, он бы давно овладел ею, но Кейт была слишком бесчувственна, слишком неопытна. Да, она хотела его, но она хотела пройти через это как можно быстрее, не теряя себя, а этого Мистраль допустить не мог.
Когда ее тело стало таким же теплым, как и его собственное, он стал ласкать ее спину, мальчишески маленькие ягодицы, но как только он ощутил ее напряжение, он шепотом повторил:
— Терпение, Кейт, терпение, — и убрал руку. Потом он вновь и вновь ласкал ее, и наконец почувствовал, как она сама прижимается к его рукам. — Терпение, терпение, — шептал Мистраль, находя совершенно новое для себя удовольствие в том, что он так долго возбуждал женщину. Его никогда не заботили подобные мелочи, он никогда не сдерживал себя так долго и не испытывал боли от воздержания. Когда его пальцы скользнули между бедер Кейт, он удивился тому, насколько она возбуждена. Мистраль больше не испытывал к ней жалости, и его пальцы нашли потаенный уголок. Его средний палец стал таким же ловким и нежным как кончик языка. Он двигался медленно и мягко, потом все быстрее, все его желание сконцентрировалось в кончике его пальца и этом комочке плоти, который он пробуждал с таким умением.
— Жюльен… О господи! Перестань! — воскликнула Кейт, но он ответил только одним словом:
— Терпение… — Его палец задвигался еще быстрее, пока Кейт не содрогнулась в экстазе. Она уткнулась ему в шею, пытаясь заглушить крик удовольствия. Его пальцы не оставили ее, пока ее тело не перестало содрогаться. Она лежала на спине, удовлетворенная, но с широко раскрытыми глазами.
— Теперь ты видишь, что можно заработать терпением, Кейт? — прошептал Мистраль ей на ухо, но она не ответила и не кивнула, а лишь внимательно и серьезно смотрела на него.
— Такого никогда раньше со мной не случалось, — наконец проговорила она.
— Значит, наш эксперимент удался не полностью. Теперь моя очередь, Кейт, — ответил Жюльен и вошел в ее податливое, раскрывшееся ему навстречу, готовое его принять тело.
Кейт покрывала его руки поцелуями благодарности, пока не поняла, что Мистраль уже давно крепко спит.
9
Кейт Браунинг не находила себе места. Целую неделю каждую ночь после того, как Мистраль засыпал, насытившись любовью, она лежала без сна, в ее точеном теле эхом отдавалась страсть, о существовании которой она раньше не подозревала, потому что была слишком осторожной, чтобы позволить себе такое. Мысли о наслаждении, которому научил ее Мистраль, словно стрелы пронзили ее, причиняя сладостную боль. Она опускала руку между бедер, касаясь ядрышка плоти, непривычного к ее прикосновениям. Оно все еще трепетало, готовое снова содрогнуться от наслаждения. Каждый день тянулся бесконечно долго, а Кейт томилась по рукам и губам Мистраля. За едой она смотрела, как его пальцы ломают хлеб, держат приборы, и с ужасом ловила себя на том, что сжимает бедра под столом. Она стонала вслух при виде его рта, такого твердого при посторонних и такого горячего и мягкого на ее коже. Ее соски болели, и все-таки она терлась ими о руку Мистраля.